Мариам Мерабова: «Мир можно изменить к лучшему. Надо просто стараться не проходить мимо»

19 ноября на канале Домашний стартовал показ сериала «Мама» режиссера Гузэль Киреевой. Это динамичная история, в которой смешалось все: любовь, интриги, бурная школьная жизнь. В телефильме снялись известные актеры – Павел Трубинер, Юлия Мельникова, Галина Польских, Борис Щербаков. Ярким украшением проекта стала известная певица, финалистка шоу «Голос» Мариам Мерабова, для которой эта роль — актерский дебют. О сериале, коллегах, а также о своей остросюжетной личной жизни, любви, детях и музыке Мариам рассказала в эксклюзивном интервью «Кинорепортеру».

Мариам, участие в сериале «Мама» все-таки не первый ваш опыт в кино?

Да, был фильм «Голоса большой страны», который я воспринимаю как пробу. На съемках же «Мамы» все было по-взрослому, серьезно. Меня предупредили: тот, кто работал с режиссером Гузэль Киреевой, считай, закончил ВГИК. Она достаточно жесткий человек на площадке — в хорошем смысле, все видит, дает правильные ориентиры. Мне приходилось учиться всему сразу — работе со светом, текстом, мобильностью — это так интересно! Собралась колоссальная группа — прекрасный актерский состав, оператор Виктор Гусаров, который создал потрясающую атмосферу внутри технического цеха – все было слажено, доброжелательно…

Мне кажется, вам и не было особенно трудно: актерская органика в крови, каждый ваш музыкальный номер — мини-спектакль.

Я действительно стараюсь добавлять драматическую краску в пение, когда-то играла в театре, использую этот опыт. Нельзя залипать, вариться только в своей профессии. Пределов нет, я живу, ориентируясь на кумиров. Это величайшие люди во всех областях, служители: Дмитрий Лихачев, Святослав Рихтер, Фаина Раневская, Клавдия Шульженко, Людмила Гурченко, Майлз Дэвис, Чет Бейкер – великие люди… Личности, которые работали в разных областях, но смыслом их существования была правда. Ниже этого уровня опускаться не хочется. Может, я и не доберусь до их высоты никогда, но считать, что ты сегодня уже чего-то стоишь и ходить с надутыми щеками — смешно, это значит остановиться.

Вы научились на съемочной площадке каким-то хитрым актерским навыкам, например, можете заплакать?

Гузэль меня обещала научить заплакать попозже. Но у меня и задачи такой не стояло. Может, и смогла бы. Я научилась ловить свет, пока сидела на гриме «накидывала» с коллегами текст. В такие минуты находились удачные импровизации, которые мы потом предлагали режиссеру. Большое счастье работать с Галиной Польских — это были настоящие мастер-классы высокого уровня. Галина Александровна скромна и молода, не давит своим авторитетом. Она потрясающе теплый человек, мы не могли наообниматься.

Вы играете в сериале активистку родительского комитета, редкостную дрянь?

Просто сволочь! Моя мама, которой я показала пару серий, сказала: а вдруг люди подумают, что ты и в жизни такое чудовище?! По фильму мой муж — ресторатор, а по натуре торгаш. Ему не надо ничего, кроме того, чтобы сын учился на одни пятерки. У него далеко идущие планы: деньги есть, а вот войти в другой круг общения ему поможет сын, который должен поступить в МГИМО и обеспечить положение в обществе всей семье. Мужчину совсем не интересует жена, он ей так и говорит: давай, работай, добывай пятерки сыну.

Играли сволочь на сопротивлении?

Да. Но и опираясь на собственные наблюдения. Как педагог, мама троих детей я сталкивалась с такими женщинами-монстрами, да и из своего детства кое-что вспомнила. Моя собственная учеба в школе совсем не была праздником, скорее напоминала ситуацию из фильма «Чучело». Но я счастлива, что мне достался в «Маме» отрицательный персонаж — было что играть.

Задача актера — оправдать своего героя.

Я не могу оправдать тех чудовищных поступков, которые героиня совершила. Но у меня получилось найти причину ее поведения. Оправдать поступок может только раскаяние. Если у сериала будет продолжение, мне бы хотелось, чтобы героиня изменилась и поняла, сколько боли она доставила людям и в первую очередь своему сыну.

Вы сами в чем-то раскаиваетесь?

Я жду своего раскаяния, потому что это толчок для того, чтобы двигаться дальше. Каждому есть, в чем раскаяться. Мы прячем в шкафчиках какие-то свои воспоминания, поступки, наглухо их запираем, но это не означает, что что-то исчезло, прошло, однажды это может выскочить, поэтому лучше самому открыть шкафчик и навести там порядок.

Что такое раскаяние? Это когда ты даешь перед Богом обещание, что никогда не повторишь каких-то поступков. У меня шкафчики постоянно открытые, а вот раскаяния пока только жду.

Гордыня?

Да! И искушений куча. И привязанностей, и ментально-национальной специфики. Все это испытания. Мне помогает ориентироваться в жизни муж. Я иду за мужем не только в профессии, но и в жизни. Мы верующие люди, но не воцерковленные — не ходим регулярно на воскресные службы, не причащаемся постоянно, но в своей ежедневной жизни стараемся не огорчить нашего Создателя — как бы он у кого ни назывался.

Раз уж вы заговорили о национальной специфике, вам важно сохранять идентичность, живя в Москве?

Важно, но сказать, что мы армянские ортодоксы (смеется), я не могу. Скорее мы храним семейные традиции. У нас тбилисская семья, в которой сочетается устраивающий всех нас радостный баланс национального и европейского. Мы очень любим гостей, и если ждем кого-то, то готовим, разумеется, кавказский стол – долма, хашлама, хачапури… Мне все время кажется, что еды мало. Я готовлю с предыдущего дня и не подпускаю к кухне никого — раздражает любая помощь, кажется, что они все делают не так.

Как при вашей занятости и троих детях организован быт?

Очень помогает старшая дочь и бабушки-дедушки. Мы бы с удовольствием их разгрузили, но нам не везет с нянями. Не хотим впускать в дом посторонних, нанятых через агентства, а найти кого-то по знакомству пока не получается – все хорошие няни заняты. Надо отметить, что Мерабов – потрясающий отец. Он начисто лишен этой музыкальной амбициоозности – ах, оставьте меня, я маэстро… Например, все, что касается походов в детскую поликлинику, – это на нем. Я всего этого не выдерживаю, особенно когда ко мне обращаются «мамаша». К папам в поликлинике почему-то относятся лучше, чем к мамам.

А вы не пользуетесь своей известностью?

Во-первых, у меня не такая уж известность. А во-вторых, это же стыдно.

Мариам, ваша собственная лав-стори похлеще любого сериала. Непонятно одно: как ваш муж (пианист, композитор Армен Мерабов – прим. ред.) мог так долго держать просто в друзьях столь яркую женщину?

Он обращал на меня внимание как на женщину, но как-то хитро – по принципу не доставайся ж ты никому. То есть сам не предлагал развития отношений, и одновременно мешал устроить мне личную жизнь, держал на привязи. Мы познакомились в музыкальном училище, были лучшими друзьями. Все вокруг знали, что я по нему сохну. Причем говорили: вы должны быть вместе, это же видно, вы в одном поле. Он тоже не мог от меня отцепиться, все время контролировал: куда пошла, с кем, но финальных шагов ко мне не делал. Нам было мало лет, ему 16, мне 18. Что 16-летний мальчишка вообще осознает? Он почувствовал, а что именно почувствовал — не понял.

А через пять лет, восемь все еще не понимал?

Человек взрослеет не с годами, а когда начинает заниматься душой. Вот когда он стал заниматься, тогда и произошли подвижки. Он рос духовно, профессионально, развивался. Мы с ним потом долго на эту тему рассуждали. Мужчины, особенно молодые, живут образами, грезят, например, о высоких, тонких блондинках. И Армен так жил. Со временем избавился от образов. Понял, что любовь – это когда ты готов принимать своего человека любым: старым, больным, несчастным… Вот живет женщина с мужчиной, и он вдруг покрылся коростой – что ж она должна его бросить? Или женился ты на худой блондинке, а она взяла и растолстела – бежать от нее? Как оказалось, мы заново встретились в нужное время и совпали во всем. Хорошо, что я его дождалась.

Дождались? Но ведь у вас родилась дочь от другого?

Я же здравомыслящая женщина, я подумала: ничего быть не может. Армен мне так и сказал, он же честный. И я отвлеклась. Господь так управил: дал мне мужчину только для того, чтобы он стал отцом Ирмы.

Он не присутствует в вашей жизни?

Не присутствует с момента рождения Ирмы. И почти с этого момента в нашей жизни стал присутствовать Армен.

Он стал папой для нее?

Да! Маленькой она все время спрашивала: почему вы никак не поженитесь? Когда мы поженились, она была счастлива, тут же спросила: я могу тебя называть папой?

Когда ваша мечта, наконец, сбылась, что вы почувствовали? Не было страха?

Все эти годы, что я живу с Арменом, нет никакого страха. Он такой мужчина, при котором у женщины пропадают любые страхи. Где бы он ни был, я не грызу себя сомнениями, подозрениями, не ревную. Он просто не дает мне повода.

Вы худели-полнели. Для него это не имело значения?

Если человек любит, он вместе с тобой переживает все твои изменения – и хорошие, и плохие. Когда я была полной, он продолжал меня любить. Но говорил: пойдем, займемся здоровьем.

Ох, какая вы редкая семья. И как трудно, наверное, сохранять такие чувства?

Очень трудно. Потому что при всей любви у всех та-а-кие характеры. Я очень вспыльчивая, сама эмоция. А он тихий и монотонный, он – вода, которая камень точит. Но я тот камень, который трудно точится. Армен может часами сидеть и тихо и монотонно говорить: сделай так.

Как вы выбираетесь из конфликтов?

С помощью поцелуев. Очень важно при ссорах потом не забывать мириться. Даже если ты считаешь, что трижды прав.

Кто первый идет с поцелуями?

По-разному, обычно Мерабов. Но и я не могу не разговаривать с ним больше одного дня. Как людям удается неделями не общаться?! А еще спасают гастроли. У нас шикарная жизнь – мы часто выезжаем. Это такой кайф! Нам судьба не дает закиснуть в бытовухе. Выезжаем без детей, можем побыть только вдвоем. И потом нас эмоционально разгружают разные увлечения. Армен обожает баню, а я не фанат. Он с его друзьями — банщики со стажем, все эти веники, тазики – у нас ими постоянно забито полбагажника. А я люблю все, что касается декора. Если у кого-то начинается ремонт, зовите меня – я все просчитаю, подберу, от и до сделаю. Я в душе архитектор и декоратор. И у меня самой очень уютный дом в эклектичном стиле.

Я заметила, у вас и образ на сцене всегда креативный – то чалма, то веер, то шляпка…

Придумываю образы сама и нахожу дизайнеров, которые видят так же.

В связи с похудением вам, наверное, пришлось отказаться от прежнего гардероба?

Сделала это с превеликим удовольствием! Собрала все в охапку, включая концертные костюмы, сложила в мешки и вынесла во двор. Не стала ничего перешивать, раздавать – это долго. Осталась в одной майке и штанах.

Вам никто не говорил, что, похудев, вы утратили свой шарм?

Нееет! А если и скажут, я предложу им поправиться хотя бы на 10 кг и пожить с такой нагрузкой.

Вы-то похудели почти на 70 кг. Причиной стали проблемы со здоровьем?

Да. И я призываю всех, перешагнувших за определенное количество кг, если врачи говорят, что нужна операция – делайте! Варианты, типа диета и спорт работают недолго. Если бы знала, что мной так легко все будет пройдено, я бы давно отважилась на операцию. Сейчас я летаю, а до этого… Болели ноги, позвоночник, голова, поднимался сахар в крови… Нет, на сцене я чувствовала себя прекрасно – сцена лечит. Но дома накрывало. Сейчас я, конечно, придерживаюсь диеты, ограничиваю себя в количестве, ем то, что умещается в ладони, дробно, через каждые два часа. Это счастье. Я ожила.

Несмотря на проблемы с весом и здоровьем вы трижды мама.

Да, это уникально! Я сильно поправилась после рождения первого ребенка, произошел гормональный сбой. Никогда не была худой, но и болезненно толстой тоже не была. А тут начались нервы, я растила ребенка одна какое-то время, у меня не было времени на себя, нужно было зарабатывать деньги… Вот и поправилась.

Софью родила в 36, Георгия в 41. Армен очень хотел сына. Везде меня зажимал и спрашивал: где мой сын? Я говорила: не могу, я уже старенькая. Муж отвечал: с ума сошла, давай рожай, без сына никак нельзя.

Какие они — ваши дети?

Старшая, Ирма, при том, что внешне – моя копия, внутренне типичный Козерог. Целеустремленная, не праздная, постоянно находящаяся в поиске себя. И она глубоко копает. Может, уже и не нужно так глубоко копать (смеется), но она все равно будет. Ей 22. Она закончила архитектурный колледж, потом поступила в Международный университет, но на факультете управления ей не понравилось, и она сказала: осуществлю свою мечту, поступлю на психологический факультет. Сказано – сделано. Теперь проводит сеансы психоаналитики среди своих друзей, а заодно пытается мне указывать, в чем я не права. Я могу поссориться с ней очень серьезно, но всегда открыта для ее принятия ситуации. Наши отношения напоминает анекдот. Приходит рогатый к Богу и говорит: «У нас в аду завелся один скандалист по имени Ленин, всех с панталыку сбивает, к революции призывает. Черти перестали жарить грешников на сковородках, ходят на митинги. Забери его себе». Бог отвечает: «Хорошо». Через месяц рогатый заглядывает в рай, а там тишина, все в саду чай пьют. Спрашивает у Бога: «Как же ты этого Ленина одолел?» – «А никак. Он говорит: Бога нет».  – «А ты что?» — «А я: как скажешь»… Ирма – мой главный друг в семье, далась мне трудно и дана была не просто так. Дочь очень вовремя появилась на свет, она меня спасла. Ей, как всем первенцам, сложнее. Я ей желаю в первую очередь личного счастья, чтобы она нашла, дождалась настоящую любовь.

Со средней и младшим полегче?

Каждый ребенок приходит в этот мир с готовым характером. Когда появилась Софка, Армен, посмотрев на нее, сказал: мне кажется, она всех нас будет кормить. Это тот человек, который, если ему что-то нужно, достанет из-под земли. Она Овен – эгоистична до предела, но верна и добра. Очень красивая девочка. А сынок – принц датский. Добрый, нежный, шкодливый. Обожает женщин, особенно блондинок. В пять лет абсолютно сформировавшаяся личность. Любит музыку, впервые пошел сейчас ей заниматься.

Разве не вы с мужем учите детей музыке?

Да вы, что, хотите, чтобы мы их поубивали?! Когда занимаемся со своими детьми, нам с Арменом начинает казаться, что они как-то по-особому тупы (смеется). Чтобы не убить в них любви к музыке и желания работать, мы отправляем их к достойным преподавателям. Сейчас Соню, например, я из музыкальной школы Дунаевского перевела в Школу Агутина, где преподаю сама. Потому что там собрался потрясающий педагогический состав из мастеров, и они смогут зарядить её любовью и интересом.

У вас в семье есть система воспитания?

У нас строгач! Я суровее Армена, могу и по попе дать, а он у нас плюшевый, у него все сидят на голове. Я против этих новомодных теорий, что ребенку надо позволять все. Потому что он дальше пойдет в социум, где есть люди и их надо уважать. И приучаться к этому нужно с раннего возраста, иначе потом тебя жизнь так научит…

А каким был мир вашего детства?

Абсолютное счастье, я – единственный ребенок в семье, в доме царило творчество. Музыкального образования не было ни у кого, но все владели инструментами, хорошо умели ими пользоваться. Двери дома не закрывались никогда, огромное количество народу – все с гитарами, рояль, песни, домашний театр, музицирование…

Наш род из Тбилиси, мама — журналист, работавший в издательстве «Заря Востока», а потом редактором и помощником главного режиссёра зарождавшегося тбилисского телевидения . Папа юрист-следователь по особо важным делам, зам прокурора Тбилиси. Но потом по работе семья переехала в Ереван, там я и родилась. Между двумя этими городами и проходило мое детство. Русский язык звучал в доме всегда, грузинский или армянский взрослые использовали как код — чтобы дети не поняли секретные разговоры. Когда мне исполнилось восемь лет, мы перебрались в Москву.

Армен ведь тоже из интеллигентной семьи?

Его отец Левон Мерабов, Лёвочка, как я его называю, десять лет руководил оркестром Муслима Магомаева и писал песни, например,  «Пятое время года» для Магомаева, «Домовой» для Шульженко, «Робот» для Пугачевой. Когда я пришла преподавать в Школу Аллы Борисовны, привела с собой Лёвика. Такая был встреча! Алла Борисовна говорит: «Помню, как ты гонял меня 16-летнюю!» — «Ну, надо было вас, молодых, воспитывать тогда», — ответил свекор.

У вас с этой Школой не сложились отношения?

Не сложились. Мне трудно было работать с родителями, которые давили, думали, что они могут что-то решить за деньги. Мне иногда казалось, что я люблю их детей больше, чем они. Так очевидно вредить своему ребенку нельзя! Ситуация совсем как в нашем сериале «Мама». Случился конфликт, я извинилась перед Аллой Борисовной, сказала, что не могу с этим мириться и ушла. Она мудрая, все поняла, мы прекрасно расстались.  Сейчас я один из педагогов Школы Леонида Агутина, созданной при поддержке Департамента Министерства образования. Работать там – счастье, мы с преподавателями и родителями смотрим в одном направлении…

Как к вам попасть?

Достаточно прийти на прослушивание, и, если ребенок соответствует требованиям, возьмем его обязательно.

От детей к взрослым. Почему мы не видим всех этих потрясающих исполнителей, участников разных конкурсов, шоу «Голос» потом в телевизоре? Почему уже тридцать лет мелькают одни и те же лица?

Если ребята, поразившие зрителей в каких-то шоу, пропадают, значит, им никто не помогает, их игнорируют радиостанции и другие медиа. Они начинают подделываться под общий стандарт, под программных директоров, в итоге теряют себя. Это трагедия! Другие талантливые музыканты пишут в стол, отворачиваются от искусства, идут зарабатывать деньги в ресторан. Справедливости ради – это международная проблема. Есть всемирные форумы, на которых подобные вопросы обсуждаются, музыканты признают, что сами виноваты — пропустили момент, когда тонкие музыкантские вещи стали отходить на второстепенные планы, а на первый вышли продюсеры, коммерческие проекты… Вот сейчас появился, например, Бруно Марс – и слава Богу, он возвращает олдскульное звучание, гармонию, мелодию. Появился фильм с Леди Гага «Звезда родилась», где очень хорошо показан этот момент разности музыки и чистого шоу-биза.

Вас тоже, даже после «Голоса», не очень часто можно увидеть в телевизоре.

Я пришла на «Голос» не за популярностью, я к тому времени уже что-то сделала в профессии. Пришла за более широкой аудиторией. А сейчас продолжаю делать то же, что и всегда. Вполне счастливо себя чувствую, выступая в клубах, я творю, у меня роскошные творческие союзы. Я не за себя переживаю, а за профессию, за рукопожатность.

Говорят, что, встретив вас в Норвегии на очередном конкурсе Евровидение, Юрий Аксюта, сказал: «Опять ты на бэк-вокале?! Вот будет круто, если мы тебя пошлем в качестве солистки, а на бэк-вокале всех, тех, кому ты подпевала – Диму Билана, Ани Лорак, Дмитрия Колдуна, Еву Ривас …». По-моему, шикарная идея, почему так и не сделать?  

Не знаю, жду предложений, я бы поехала.

А у вас есть связи в отечественном шоу-бизнесе, вы знакомы с популярными музыкантами?

Конечно, но дружу с теми, с кем хочу — и в жизни, и в профессии. Все основано сугубо на человеческих отношениях, никакой меркантильности. Я никого не боюсь. У меня есть музыка, и этого уж точно у меня никто не отнимет.

Вы к сериалу «Мама» записали пронзительную песню, которая вызывает слезы. Как она родилась?

Автор — Сергей Чипенко, прекрасный джазмен, наш соотечественник, уехавший, к сожалению, в Америку. Именно он когда-то познакомил меня с режиссером Гузэль Киреевой. И вот во что все это в итоге вылилось. Гузэль написала прекрасные  слова к песне. Композиция получилась откровенная, светлая, солнечная. Я обязательно включу ее в свой репертуар.

Вообще считаю, что экономить на музыке в кино нельзя.  Нормальный режиссер понимает, что это кастрирует фильм. Вы можете представить себе «Последнее искушение Христа» без чудесной музыки Питера Габриэля? Или отечественные «Служебный роман», «Москва слезам не верит» без песен, от которых мурашки по телу?

Мариам, я часто читаю вас в Фейсбуке и с удивлением вижу, что при всей профессиональной занятости, при том, что вы трижды мама, вы находите время и для общественных выступлений: судьба памятников, вообще положение с культурой — вас все это правда тревожит?

Я не всегда могу выйти на улицу с каким-то протестом, но считаю, что молчать нельзя. Мир можно изменить к лучшему. Надо просто стараться не проходить мимо.