Лукерья Ильяшенко: «Я не из тех людей, кто годами бьется в закрытые ворота»

— Очень необычное имя. Когда ты была маленькой, тебе оно нравилось?

— Нет, я его просто ненавидела. До 14 лет вообще хотела переименоваться в Оксану. Меня постоянно дразнили: Клуша, Груша, Лужа… Сейчас я, конечно, понимаю преимущества этого имени, потому что если не внешность, то имя точно запомнится. А если бы я была бухгалтером по имени Лукерья? Ну куда это годится? Меня назвали в честь прабабушки, сокращенно Луша. Это еще и очень тяжелое для понимания имя, оно не интернациональное. Мой бойфренд, американец, с которым я когда-то встречалась, два месяца его не мог запомнить: Лукреция, Лукеря? В России друзья и коллеги меня называют Луша, а на Западе — Лу. Там это, кстати, означает место общего пользования, туалет.

— Ты всегда так откровенна с журналистами. Тебе нравится эпатировать?

— Я просто стараюсь быть самой собой, говорить правду и не заниматься повсеместным лизоблюдством. Но приходится, потому в индустрии не принято говорить то, что ты на самом деле думаешь и что чувствуешь. Есть несколько тусовок киношных: артхаусная, мейнстримная, сериальная. И они как будто находятся в постоянной конфронтации.

— Складывается впечатление, что у тебя бурный темперамент. Наверное, и машины любишь такие?

— Да, машина у меня потрясающая — Genesis G70. Двухлитровая, легкая, с турбированным двигателем. Быстрая, мощная, но послушная — самое оно для городского автомобиля. Она умеет даже заряжать смартфон без провода. А еще мне нравится, как она выглядит — просто и элегантно.

— Любишь погонять?

— Каюсь, люблю. Мне часто приходят штрафы за превышение скорости, но это скорее связано с тем, что я увлекаюсь поездкой, а не с тем, что я «шашечник».

— В инстаграме ты себя не щадишь: «Я толстая», «Груди совсем не осталось». Это самоирония или ты бываешь не уверена в себе?

— Конечно, бываю. Какая ирония?! Мне всю дорогу мама говорила, что я страшная. В балете мне рассказывали, что я жирная, не талантливая. Думаю, это принципы отчасти советского и абсолютно точно балетного воспитания. Растоптать в ноль — вот и комплексы. У меня есть потрясающе красивая подружка: длинные ноги от ушей, лицо Шарлиз Терон. Она умная, смешная, едкая — крутая! И вот она: «Я старая», «Я морщинистая», «Жирная»… Это не делает ее счастливой. Не знаю, какую принять сторону — бодипозитивщиков или наоборот? Нужна какая-то золотая середина.

— Движение бодипозитива не поддерживаешь?

— Понимаешь, раз они признают, что они необычные, значит, их это беспокоит. Попробуй, измени себя. Это трудно. И такое ощущение, что бодипозитив нацелен на то, чтобы ничего не делать. Я в детстве была очень упитанным ребенком. Вот и недавно поправилась — был момент, когда я в своей комплекции весила 56 килограммов и была «в теле». Но ничего, перестаешь жрать и идешь заниматься спортом. Я бегаю в парках и на балет хожу.

— Балету ты отдала много лет, но затем ушла. Разочаровалась?

— Это была очень крутая школа жизни. Хотя да, там было тяжело. Это жестокий мир, где все вокруг ненавидят друг друга. Но тем не менее у меня нет разочарования. С раннего детства я мечтала стать великой балериной. Хотя в большей степени это была не моя мечта, а моей мамы. Видимо, я выбрала себе мечту согласно ее пожеланиям. Но сейчас я актриса, и это, как по мне, тоже круто!

— Перед тем как попасть в кино, ты была солисткой поп-группы «Шпильки».

— Я рокерша. Однажды в ночном клубе говорила бойфренду, что никогда в жизни не пойду в поп-группу. Как можно этот отстой петь? И в пример привела именно «Шпильки». А потом заканчивается мое участие в мюзикле «Красавица и чудовище», в кармане 30 рублей, зовут на кастинг, я иду — как раз в группу «Шпильки», пытаюсь провалить — а меня берут.

— Опять — без иронии?

— Можно сколько угодно стебаться над своим участием в «Шпильках», но я считаю, что каждая работа хороша и достойна. Но было тяжело и странно: одновременно петь и танцевать, гастроли, постоянные разъезды, корпоративы с подвыпившей публикой.

— Какие моменты в своей жизни ты бы назвала переломными, изменившими твою судьбу?

— Когда умер отец, а меня отдали в балетную школу. Потому что если бы он был жив, то, наверное, не позволил бы так надо мной издеваться, и у меня не было бы нынешнего характера. Следующий — когда я попала в Школу драмы Германа Сидакова. Мне говорили, что лицо странное, что старая — на тот момент мне было 22 года. Я думала, что попробую уйти из мюзиклов и стать актрисой. Не получится — найду себе обычную работу. Я не из тех людей, кто годами бьется в закрытые ворота. Сразу понятно, есть там какие-то перспективы, какой-то потенциал или нет.

— Тебя все знают по роли роковой Леры в сериале «Сладкая жизнь». Ты сразу почувствовала, что тебя этот проект прославит?

— Нет, мы и не думали, что это будет настолько громко. Я прекрасно помню то утро: просыпаюсь, сажусь в машину, еду, и вдруг совершенно незнакомые люди начинают махать мне из соседних машин и кричать: «Вау! Это же ты, Лера! Круто!» До «Сладкой жизни» почти все мы были никому не нужны. После нее моя жизнь изменилась кардинально. Хотя, если честно, сейчас мечтаю о том, чтобы перестать ассоциироваться у людей только с этой ролью. И уже готовится новый проект, в котором буду совсем другой.