«Кинотавровская статуэтка — просто позорище»: Режиссер фильма «Бык» о драках, диких 90-х и работе с Гошей Рубчинским

Бывший балетный танцор и выпускник ВГИКа Борис Акопов несколько лет вынашивал идею для сценария своего дебютного фильма «Бык» и остановился на важной для постсоветской России эпохе — «лихих» 1990-х. Сам 34-летний режиссер объясняет выбор драйвом и энергией того времени, которое он прочувствовал на себе в небольшом подмосковном городе Балашиха. Еще подростком он был частым свидетелем массовых пацанских разборок, а его отец боролся с бандитами, работая следователем.

Уже с первой попытки Акопову покорились два крупных фестиваля — «Бык» стал триумфатором на «Кинотавре» и на МКФ в Карловых Варах. В фильме рассказывается о молодом лидере банды по кличе Бык, который в одиночку пытается обеспечить семью, а после одной из районных «стрелок» в очередной раз попадает в отделение милиции. Оттуда его вызволяет московский авторитет Моисей, который просит за услугу оказать ему небольшую помощь. «КиноРепортер» встретился с Акоповым, чтобы обсудить нынешнюю популярность 1990-х, рефлексию представителей его поколения и модельера Гошу Рубчинского, который мог приложить свою руку к созданию фильма (но не стал).

— Ты из балета и условно богемной среды. Возможно, я ошибаюсь, но, думаю, ты не так хорошо прочувствовал те самые жесткие 1990-е.

— Да, я не так хорошо все понимал, но зато застал время. В конце 90-х мне было уже 14 лет — впитать атмосферу и сформироваться за это время человек вполне может. Именно в этом возрасте начинаешь осознавать себя как личность.

— Что именно ты в себя впитал?

— Я впитал в себя среду, в которой вращался в небольшом городе Балашиха. Уже постфактум я осознал, что были из ряда вон выходящие моменты. Массовые драки, например. Иногда мы с друзьями смотрели, как ребята дерутся район на район. И нам было круто. Мы хотели участвовать, но не могли, потому что были слишком мелкими.

— Какая история была самая жесткая?

— Самая жесткая как раз вошла в картину — когда дети играют в «кис-кис-мяу», а потом бегут на звук автоматных выстрелов. Это история, в которой я участвовал лично, но с одной лишь разницей: ребята играют в «кис-кис-мяу», а мы строили шалаш на дереве. Мы тоже услышали выстрелы и побежали. Окровавленным из машины никто не вылезал, но мертвых мы видели.

— Твой отец был следователем в то время — рассказывал жуткие вещи о службе?

— Да, бывало. В то время работа у него была особенно тяжелая. Он ушел из следаков только в конце 1990-х — после двух язв и инфаркта. Рассказывал он немного, но я чувствовал, как он иногда раскрывался. Конечно, никогда не было такого, что он садился передо мной и начинал изливать душу, но, бывало, за рюмочкой я вытягивал из него пару историй.

— Ты с самого детства занимался балетом. Наверно, местные ребята не очень хорошо к этому относились.

— Конечно, для меня это вообще был ужасный надлом. Я сам тогда был частью местной шпаны. Но меня родители из этой среды вынули и сразу отправили в интернат. Поэтому своих мелких корешей я видел уже будучи взрослым.

— Как именно ты изучал 1990-е и готовился к съемкам?

— В подготовительном периоде я покупал книги, фильмы, журналы, фотографии, смотрел телик того времени. Но самое яркое и точное попадание — это видео минут на 17, снятый как раз в 1997 году. Я высылал его всем, кто был причастен к созданию фильма. Непонятно какая молодежь в непонятно каком городе сидит и бухает в гаражах. Эта YouTube-хроника была отличным референсом.

— Как ты сам себе объясняешь нынешнюю популярность 1990-х?

— Мне кажется, что поколение миллениалов уже достаточно подросло, чтобы попытаться разобраться, откуда они идут и где их корни. Где тот горшок, из которого мы все начали расти. Раньше мы тратили больше времени на учебу, а теперь достаточно зрелые, чтобы посмотреть в прошлое и понять, как все начиналось. Когда ты совсем молод, то не думаешь, откуда пришел.

— Эта эпоха вызывает у тебя ностальгию?

— Все куда сложнее. Я с большим пиететом отношусь к тому времени — когда я был маленьким мне все было по кайфу. Это сейчас, когда я анализирую прошлое, понимаю, что все было не так весело. Я вообще считаю, что нашу историю нужно любить и понимать вне зависимости от того, какой она была. Нельзя просто ставить крест на времени. Даже если для кого-то оно было непростым, не надо ничего забывать.

— Иногда кажется, что персонажи в «Быке» больше похожи на моделей Гоши Рубчинского, чем на реальных отморозков.

— С Гошей я знаком лично и на первых порах мы с ним даже общались относительно совместной работы над фильмом — я хотел привлечь его как художника по костюмам. Но потом понял, что у него свое искусство и он не понимает специфику кино. Если бы Гоша с нами работал, то просто крезанулся — мы бы убили кучу его костюмов. Уверен, что в итоге я сделал правильный выбор. С мнением, что Юра Борисов (исполнитель главной роли, — КР), например, похож на модель Рубчинского, я не согласен, потому что я от этого пути специально отказался. Мне кажется, что он достаточно брутален и отлично передает образ районного пацана.

— Бык берет тем, что силен духом, но я не увидел в фильме поступков, которые раскрывали бы в нем крутой характер.

— Мне кажется, что в целом его поведение это передает. Его крутость в энергии, в его взгляде. Или, например, когда он разговаривает с Моисеем, ему хватает яиц, чтобы сидеть и на таком уровне общаться с таким человеком. При этом он понимает, что не может ему отказать — иначе ему конец. Ему нужно держать лицо, когда рядом сидят два человека, которые могут его с легкостью убить.

— В фильме есть несколько моментов, когда откровенно туповатые персонажи вдруг начинают рассуждать на сложные темы.

— Я понимаю о чем ты. Когда мы создавали Савву (герой Александра Левина, — КР), думали, что сделаем его качком, но не тупым. Хотели показать, что он живет с бабушкой, которая заставляет его учиться. Наверно, наша проблема, что в конечный монтаж это не попало. Образование в то время было получше, чем сейчас — даже если ты просто ходил в школу, то какие-то умные темы мог понять. Что касается других персонажей, то такие термины, как «демократия» или «дефолт» были у всех на слуху.

Конечно, многое не удалось показать. Еще в университете нас учили, что когда у тебя получается в фильме хотя бы 70 процентов от того, что задумал — это большая удача. А о других 30 процентах можно долго говорить — но их же не пустишь титрами в конце. Есть рудиментарные вещи, которые остаются нераскрытыми, но мы работаем над этим.

— Ты победил на «Кинотавре» и на фестивале в Карловых Варах. Что для тебя значат эти призы?

— В Карловых Варах очень симпатичный приз. Самый красивый. Кинотавровская статуэтка ужасная — просто позорище. Это я шучу, конечно. Если серьезно, я безумно рад, что после побед у нас появился прокат — сначала я думал, что фильм удастся показать нескольким друзьям и все.

— Кто-нибудь из больших продюсеров уже звонил по поводу работы над следующими проектами?

— Да.

— Твое заявление, что женского кино не существует, вызвало осуждение в среде кинокритиков. 

— Да, это теперь моя любимая тема для обсуждений. Вообще, мне кажется, что уравниловка — это плохо. Хотя я давно говорил, что женщины абсолютно во всем лучше, чем мужчины. И глупо об этом спорить. Но так уж получилось, что в списке тех режиссеров, что на меня повлияли, женщин практически нет.

«Бык» в прокате с 22 августа.