Шедевр Эльдара Рязанова с Людмилой Гурченко, Олегом Басилашвили и Никитой Михалковым.
В феврале 1983 года в советский прокат вышла трагикомедия «Вокзал для двоих». После «Иронии судьбы» и «Служебного романа» она стала продолжением «трилогии» Эльдара Рязанова о прекрасных неудачниках, которые по случайности находят друг друга. Заново нашли друг друга на съемках и Людмила Гурченко с Рязановым, когда-то сделавшим ее звездой.
Несмотря на фабульное сходство «Вокзала» с предыдущими всенародно любимыми картинами, Эльдар Рязанов и его соавтор, сценарист Эмиль Брагинский, не хотели снимать еще одну «городскую сказку с утешительным финалом» и искали другую стилистику. Перемены диктовал сам материал: герои не были городскими интеллигентами, а принадлежали к иному социальному срезу.
«Официанты, перекупщики, заключенные, проводники на железной дороге стали нашими персонажами», – писал Рязанов в мемуарах «Неподведенные итоги».
Они с Брагинским уже были маститыми комедиографами и никогда не выходили за рамки избранного жанра. Но теперь сюжет отталкивался от несчастного случая с гибелью человека, и это диктовало совершенно другую интонацию.
Главный герой, пианист Платон Рябинин, был благородным рыцарем в сияющих доспехах – он добровольно садился в тюрьму вместо жены, сбившей на машине человека. Сюжет взят Рязановым из жизни: «Я знаю этих людей, – писал режиссер, – но не буду называть их довольно-таки известных имен». Спустя годы эта история перестала быть тайной: такой случай произошел с композитором Микаэлом Таривердиевым – он покрывал актрису Людмилу Максакову, случайно сбившую перебегавшего дорогу нетрезвого человека.
Вторым прототипом Рябинина был советский поэт Ярослав Смеляков. Он досиживал свой срок после смерти Сталина, когда тюремные нравы немного смягчились, и его отпустили навестить живших на воле недалеко от лагеря Валерия Фрида и Юлия Дунского, будущих кинодраматургов. На радостях все трое выпили, проспали побудку, а неявка в лагерь к урочному часу грозила Смелякову увеличением тюремного срока. Дунский и Фрид буквально на себе тащили поэта, чтобы он успел к проверке.
С похожего эпизода начались съемки фильма – то есть буквально с конца. Нужно было успеть отснять зимние эпизоды, пока в кадре лежал настоящий снег. Игравшая возлюбленную Платона, официантку Веру, Людмила Гурченко никогда раньше не снималась с Олегом Басилашвили – и тут, едва познакомившись, актерам сразу пришлось «играть любовь». Но для Гурченко этот фильм был судьбоносным – он знаменовал ее воссоединение с режиссером, когда-то сделавшим ее звездой, и возвращение в большое кино.
В 1956 году ее, тогда никому не известную дебютантку, Рязанов, тоже дебютант, снял в первой главной роли. На 20-летнюю актрису обрушился успех, к которому она не была готова. Позже режиссер и актриса посвятят их творческому тандему по отдельной главе в мемуарах, где, не сговариваясь, прольют свет на свои противоречивые отношения длиной в несколько десятилетий.
На съемках «Карнавальной ночи» они чувствовали себя антиподами – Гурченко прибегла к метафоре, написав, что любит сложный синкопированный ритм джаза, а Рязанов предпочитает простецкие три аккорда. Но развело их не это, а чей-то злой навет. Когда спустя 10 лет клеветник повинился перед актрисой, она подавила в себе порыв немедленно позвонить режиссеру и «выяснить отношения», предоставив всему идти своим чередом.
Зная о долгом периоде безработицы артистки, Рязанов время от времени все же приглашал ее на пробы. Но всякий раз напрасно. На пробах к «Гусарской балладе» Гурченко сыграла вяло и неубедительно, чем страшно огорчила Рязанова, – он не подозревал, что актриса проходила тогда через сложный период в жизни.
«Как человек гордый, она не сказала мне об этом ни слова. Должно быть, я проявил тогда определенную нечуткость. Я решил, что она оказалась актрисой лишь одной роли. И в глубине души поставил на ней крест», – писал Рязанов.
Позднее он вновь пригласил Гурченко на пробы – уже к «Иронии судьбы». Ее партнером выступил блистательный Андрей Миронов, с которым она только что снялась в «Соломенной шляпке», и оба устроили на пробах настоящий водевильный бурлеск. Но не это хотел видеть в своем фильме Рязанов, нащупывая новый для себя лирический камерный тон.
Впрочем, жизнь снова и снова сводила режиссера и актрису. На одной из московских премьер Гурченко разговорилась с женой Рязанова Ниной, и обе страшно прониклись знакомством. А позже Рязанова поразил бенефис Гурченко в «Песнях военных лет», где он не услышал ни одной фальшивой интонации. Наконец, в 1980-м они встретились лицом к лицу на передаче о музыке в его фильмах.
«Мы сидели перед камерой и выясняли свои долго не складывающиеся отношения на глазах у всей страны», – так оценил эту съемку Рязанов.
И выяснили: роль Веры в «Вокзале для двоих» писалась специально «под Гурченко». Рязанов чувствовал, что только она, будучи женщиной «из народа», сможет придать подлинность его героине, с которой он как сценарист еще не совладал. Так и вышло. Повзрослевшая и съевшая в жизни пуд соли Гурченко оказалась актрисой железной дисциплины и соавтором всех аспектов фильма – она самоотверженно, в полную силу, подыгрывала на репетициях партнерам, придумывала для своей героини грим и костюмы, потому что в годы безденежья научилась отлично шить. И в конечном счете сильно помогла Рязанову, который не был уверен в сценарии и нащупывал верные слова методом проб и ошибок.
В эпизоде, когда Платон и Вера остаются наедине в интуристовском вагоне, Олег Басилашвили никак не мог правдиво произнести написанные для героя реплики – такими они выходили фальшивыми. Гурченко уговорила режиссера прервать съемку, убедила, что для сцены первого поцелуя им, актерам, необходимо сначала «притереться» друг к другу, и сама переписала текст, за что партнер был ей страшно благодарен.
С выбором Басилашвили на роль Платона режиссер не сомневался ни минуты. Этому предшествовал забавный эпизод: однажды актер поймал Рязанова на слове и взял с него расписку, что тот будет снимать его в каждом своем фильме. Точно так же Басилашвили добился от Рязанова, нагрянувшего в БДТ «отпрашивать» его у всемогущего Георгия Товстоногова, обещания взять в картину ленинградскую характерную актрису Ольгу Волкову, которая долго сидела без работы, – она сыграла истосковавшуюся по любви официантку Виолетту.
Но если Басилашвили подходил на роль столичного пианиста как влитой (за роялем он даже чем-то смахивал на Таривердиева!), то выбор Никиты Михалкова на роль любовника Веры, нахального проводника Андрея, был неочевидным. Аристократичный Михалков должен был в нескольких эпизодах перевоплотиться в человека из низов, проходимца и спекулянта с золотыми фиксами вместо выбитых зубов.
Это удалось Никите Сергеевичу блестяще – и в то же время сильно разочаровало многих поклонниц, не привыкших к такому амплуа своего любимца. Чтобы утешить столь чувствительную часть публики после выхода в прокат «Вокзала», Михалков согласился сыграть вальяжного и неотразимого Паратова в рязановском «Жестоком романсе».
Рязанов постоянно шлифовал диалоги, стремясь вымарать из фильма любую фальшь. И материал получался превосходным – во многом благодаря задействованным в эпизодах звездам первой величины. Ему с трудом удалось уговорить Нонну Мордюкову сняться в роли спекулянтки «дяди Миши» – после съемок у Михалкова в «Родне» она считала, что можно поставить точку в актерской карьере. По воспоминаниям оператора Вадима Алисова, на съемках «Вокзала для двоих» она ворчала: «Как будем работать? Как с Михалковым или как обычно?».
Наконец фильм был готов. Премьера прошла в декабре 1982 года в московском Доме кино и сопровождалась бурными овациями. Правда, нашлись и недовольные. По словам Рязанова, режиссер Сергей Бондарчук «сделал вид, что со мной не знаком, и потом говорил, что картина – антисоветская». Тем не менее ее ждал огромный зрительский успех и полные залы.
Фильм повезли представлять в Канны, но в фестивале принимала участие «Ностальгия» Андрея Тарковского, который недавно остался на Западе, и Рязанов понимал, что у его картины нет шансов на главный приз. Но все это было неважно в сравнении с успехом у публики: по опросу журнала «Советский экран», «Вокзал для двоих» стал лучшим фильмом 1983 года.
«Теперь я знаю цену тем простым гитарным трезвучиям, в которых таятся корни понимания миллионной аудитории, – написала позже Гурченко. – Это особый дар: найти именно такое наисложнейшее, простое звучание».
Именно в этой кажущейся простоте, наверное, и кроется секрет неувядающей популярности фильма.
Комментарии