Как менялось отношение зрителей к фильму «Ирония судьбы»

Есть один адрес, который россияне знают наизусть, – 3-я улица Строителей, дом 25, квартира 12, 4-й этаж. Москва, деточка, Москва. Ну или Ленинград, город на Неве, это уж как кому повезет. В Москве это адрес 36-летнего врача Жени Лукашина, в Питере там живет 34-летняя Надя Шевелева, учительница русского языка и литературы. Надя и Женя случайно встретились в 1975 году, и с тех пор ни один Новый год у нас без них не проходит.

Можно, наверное, подсчитать, сколько раз за последние 46 лет фильм Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром!» показывали по телевизору. Больше ста – это точно. Хотя в 1970–1980-е зрители встречались с Женей и Надей далеко не каждое 31 декабря: отмечать новогодние праздники «Иронией судьбы» стали только в 1990-х. Тогда права на показ были лишь у одного телеканала (как ни странно, у «ТВ-6», – КР), который иногда великодушно делился этим правом с конкурентами.

Но зато в нулевые Лукашин стал появляться на экране гораздо чаще – и летом, и весной, и, конечно, в Новый год. «Иронию судьбы» показывали и сразу после боя курантов, и так, чтобы фильм заканчивался ровно без двух минут полночь, и утром 1-го – чтобы вместе с Лукашиным пережить похмелье, и днем 31-го – чтобы можно было нарезать оливье вместе с его мамой.

И оказалось, что «Ирония судьбы» каждый год разная. Фильм начал выламываться из времени, мутировать, жить собственной жизнью. Взрослеть. Сначала эта история воспринималась как сказка. Эльдар Рязанов с соавтором Эмилем Брагинским так и задумывали свою пьесу «С легким паром!». И главную идею фильма они формулировали так: «…Нужно всегда верить, что жизнь все равно прекрасна и чудо возможно». Для первых зрителей Лукашин был романтическим Иванушкой-дурачком, простодушным и добрым, он, подвыпив, – ну а кто не пьет под праздник? – отправлялся за три моря счастья искать. Находил прекрасную царевну, да вот беда – ту царевну держал в высокой башне-новостройке ревнивец Ипполит. Но именно это и заставляло героя влюбляться: какая же любовь без преград?

Зрители 1980-х Лукашину завидовали. Он пил, трезвел, снова пил, проживал похмелье и в перерывах успевал влюбиться. А вся страна боролась с алкоголизмом и шла к перестройке. Зрители 1990-х Женю обожали. Он был так похож на советский народ: его в бессознательном состоянии запихивали в самолет, а выгружали уже в другом мире. Он, пьяненький, был так смешон и жалок, потом так неумолимо и некрасиво трезвел – но все-таки побеждал номенклатурного Ипполита, оставался с Надей, да еще и в Москву ее вытаскивал. Так, может, и нам всем повезет?

Песня про тетю вообще могла бы стать гимном 1990-х: у всех были тети, соседи, собаки, все должны были решить, иметь или не иметь. В 1999-м Лукашин даже оказался в списке персонажей, претендующих на должность российского президента, – правда, за него проголосовало всего 0,2% респондентов, тогда в фаворе были Глеб Жеглов, Штирлиц и маршал Жуков.

…А в нулевые Лукашина возненавидели. Маменькин сынок, портящий жизнь всем женщинам, которые хоть ненадолго оказывались рядом с ним. Тюфяк, превратившийся в хама, как только представляется такая возможность, размазня, которому надо «кого-то слушаться», – он устанавливал в чужом доме свои порядки, он не умел общаться с людьми и в ответ на любой вопрос начинал рассказывать всю свою жизнь. «Каждый год мы с друзьями…»

В финале этот дурень предъявлял маме «свою Надю», и Надя, молодец, сразу понимала, кто в семье главный. Она спрашивала у мамы Лукашина – через голову Жени, даже не поздоровавшись с его друзьями: «Вы считаете меня легкомысленной?» – «Поживем – увидим», — отвечала «мировая мама», и это была самая честная реплика в фильме. Никакого хеппи-энда.

Надя достойна большего, думали зрители нулевых. Как минимум – обеспеченного Ипполита, который может себе позволить ботиночки на тонкой подошве в новогоднюю ночь, потому что у него машина и он вряд ли когда-нибудь будет «трястись в прокуренном вагоне».

Продюсер Константин Эрнст и режиссер Тимур Бекмамбетов тоже решили, что Наде лучше было бы остаться с Ипполитом, и в 2007 году вышел фильм «Ирония судьбы. Продолжение», в котором дочь Нади и Ипполита встречалась с сыном Лукашина и Гали. Эта картина, которая в 2007-м выглядела беззастенчивым упражнением в продакт-плейсменте (ее даже зло, но справедливо обозвали «рекламой майонеза»), сегодня вызывает ностальгию, как, впрочем, любая реклама из докризисных нулевых.

Наде хорошо бы к психотерапевту, думали зрители 2010-х. Ей нравился абьюзер и ревнивец Ипполит, да и Лукашиным она начинала интересоваться только тогда, когда он хамил. И чем омерзительнее становился московский гость, чем больше предъявлял прав, тем он был ей интереснее. В финале Надю и Женю можно было только пожалеть. Теперь им навсегда придется взять на себя эти роли: он будет срываться на хамство, а она – бегать за ним и просить, чтобы он держал себя в руках.

Из романтической истории любви фильм постепенно превратился в полигон для психологических теорий, из сказки, не имеющей ничего общего с реальностью, – в отчет о том, как праздновали Новый год советские люди. Оказалось, что под это удивительное кино можно подверстать любую идею: Лукашина представляли героем своего времени и мелким бесом, в «Иронии» находили булгаковские мотивы и отголоски «Алых парусов» Грина, фильм то доказывал силу любви, то утверждал, что стать счастливым можно, лишь выйдя из зоны комфорта с ценным веником под мышкой.

Сегодня «Ирония» совсем не кажется ни сказкой, ни романтической комедией. Немножко хоррор, немножко достоевщина, безусловно — драма. Одинаковые квартиры Нади и Жени с одинаковыми обоями и одинаковым снегом за окном — вовсе не подтверждение тому, что «мы живем в типовых квартирах и испытываем типовые чувства». Просто Новый год ставит перед Лукашиным зеркало, в котором отражается такая же 3-я улица Строителей.

Такая же, да не такая. Мировая мама, польский гарнитур, поющие друзья-подруги, «Соломенная шляпка» по телевизору — все вроде на месте. Но за гарнитур Надя дала 20 рублей сверху, а не 25, как Лукашин. Надины подруги все время врываются к ней в дом, громко подпевают ее песням и мешают ей праздновать Новый год, а лукашинские друзья, наоборот, выманивали Женю из дома и пели тихо-тихо. Если Лукашин перед тем, как начать новую жизнь, идет в баню, то ленинградец Ипполит залезает в ванну – как был, в шапке и пальто: «О, тепленькая пошла».

В обычной, московской жизни Галя руководит Лукашиным, заявляет, что ни к каким Катанянам он в Новый год не пойдет и вообще Катаняны «обойдутся». В зазеркальной, питерской жизни Лукашин сам не вспоминает о Катанянах. Для Жени Питер – это возможность прожить другую, счастливую немосковскую жизнь на 3-й улице Строителей. Почему тихий смиренный Лукашин в Питере становится хамом? Не потому, что влюблен или пьян, а потому, что таким московский гость видится в кривом питерском зеркале.

Весь фильм построен на лжи: мама Лукашина врет, чтобы не пустить сына в баню раньше времени, Галя врет, чтобы заставить Лукашина встретить с ней Новый год, Лукашин врет Наде и хвастается этим. «Я врал. Я вру». Надя говорит Ипполиту, что обожает Новый год, а Жене – что вообще не любит праздников.

Всякий раз, когда в фильме звучит правда, все обижаются. Как обижается Надя, услышав от Лукашина: «Сколько вам? 32? 33? 34. А семьи все нет, не получилось, бывает». Как обижается Лукашин, когда Ипполит пересказывает ему все, что перед этим произошло в фильме: «Про московскую невесту он забывает, естественно, обзаводится новой. Это, конечно, потому, что он человек высоких моральных устоев».

Так и начинается любовь – строит себя из лжи и чужих обид. Брошенная Галя и худший в ее жизни Новый год. Мокрый Ипполит, уходящий в метель со словами: «…Может быть, я хочу простудиться и умереть». Ира, школьная пассия Лукашина, к которой так и не доехал муж Павлик. Женя, струсивший, что в доме появится кто-то чужой. Надя, привыкшая оправдываться.

Так и начинается любовь: строит себя из надежды и ожидания чуда. Сегодня, как и 45 лет назад, «Ирония судьбы» – фильм о том, что любовь случайна и неотвратима, она зарождается вопреки всем Ипполитам и благодаря им, она оскорбляет одних, убивает других, а третьим дает передышку.

Но все они – и Надя, и Женя, и Ипполит, и Галя, и мировая мама – все, все верят, что жизнь все равно прекрасна, чудо возможно, а 1 января жизнь не начинается, а продолжается.