Юлдус Бахтиозина: «Наше кино, хотя оно и про царевен, очень современное»

— Юлдус, вы занимались модной фотографией, а потом сняли художественный фильм. Как вы к этому пришли?

 — Я вас сразу поправлю: я не занимаюсь модной фотографией, хотя так часто обо мне пишут. Я фотохудожник, фотография — мой инструмент. Моя деятельность в основном связана с музеями, галереями и другими подобными институциями, где выставляются мои работы. А съемки для брендов — не основное мое занятие. Но в какой-то момент и в рамках арт-фотографии мне стало тесно. Захотелось оживить своих героев, дать им возможность больше раскрыться. Так возникло желание снять короткометражку минут на 12-15. Но когда мы начали снимать «Дочь рыбака», уже на первой сцене я поняла, что мы выходим за эти рамки. Так короткометражка разрослась в полноценное полнометражное кино.

— Вы не только сняли фильм, но и написали для него сценарий. К тому же вы, как и главная героиня, дочь рыбака. Насколько для вас это личная история?

— Она метафорично-личная. Того, что происходит в фильме, со мной не происходило. Но с точки зрения становления личности это знакомая мне история, она про поиск своего сюжета, предназначения. Мой отец подчеркивал, что именно труд делает из человека личность. Он действительно увлекался рыбалкой, а еще научил меня рисовать. И для меня было важно посвятить этот фильм человеку, который в меня очень многое вложил, хотя отец, к сожалению, его уже не увидит.

— В фильме соединяется мир волшебный и мир бюрократический — чиновников, очередей, приемных. Как вы это придумали?

— В советское время было снято огромное количество сказок, это была такая попытка искусственно создать фольклорную культуру. А потом все исчезло — сказки, особенно с уклоном в фольклор, в России сейчас почти не снимают. И где эти сказки хранятся? Такое ощущение, что в какой-то картотеке. Мне захотелось показать бэкстейдж этого мира, который находится в советском и даже постсоветском пространстве, и принадлежность к этой эпохе отразить через интерьеры. А бюрократия живет с нами и сейчас, не думаю, что она в ближайшее время исчезнет.

— «Дочь рыбака» — кино визуально богатое. И самая красочная составляющая – костюмы. Расскажите, кто их придумал?

— Костюмы главных героинь и их кокошники созданы мной: я изучала различные техники работы, ходила в церковную школу золотошвей. Но мои кокошники по форме нельзя назвать классическими, их дизайн я разработала и придумала сама. Еще 6 кокошников, которые можно увидеть в фильме, — реконструкции исторических образцов, их реплики, которые создал мой друг Юханн Никадимус. Наряды, в особенности главной героини, вдохновлены разными эпохами — от славянской Руси с кокошниками и Петровской эпохи с пышными формами и парадностью до актуального сегодня функционала. Нам хотелось переосмыслить эти образы, придать им новую энергию, это практически pop-up, такая сборная солянка.

Костюмы — это не только одежда, но и обувь, украшения. Например, у главных героинь есть грилзы — украшения на зубы. И это тоже символ эпохи: в советское время у многих людей были золотые коронки, это был определенный показатель достатка. Костюм — это и своего рода метафора. У одной из героинь, чтобы подчеркнуть ее колкий характер, у наряда заостренные формы. У главной героини все более круглое, с менее оформленным силуэтом, что показывает ее несформированность, некий инфантилизм. 

— Кроме узнаваемых нарядов царевен есть яркие балаклавы, лаковые ботфорты — современные и отчетливо агрессивные детали. Зачем вы добавили такие акценты?

— Я бы назвала это стилизацией образа, приданием ему остроты. Кроме того, через костюм мы передали и связь фильма с современной жизнью. Наше кино, хотя оно и про царевен, очень современное. Под желанием стать царевной могут подразумевать разные вещи — например, стремление к быстрому успеху, когда ты, ничего не делая, вдруг становишься богатым и знаменитым.

— Главные героини — женщины, мужчин на экране почти нет. Это какой-то феминистский подтекст?

— В этом мире царевен образы мужчин вынесены на второй план. Не то, чтобы мы хотели их как-то обидеть, просто история не про них, у нас не было задачи включать в фильм какого-то царевича или богатыря. Это мир женщин, и женщина в нем сама решает свои проблемы, как в принципе и в современной реальности. И несмотря на стереотипы, наш фильм смотрят и мужчины. Я вижу, что им интересно, они смеются, и меня это дико радует.

— Вы говорили, что русский стиль позволяет разрушить стереотипы о нашей стране. Может быть, он наоборот укрепляет их, вы же используете узнаваемые образы?

— Когда эти образы собраны вместе, как мне кажется, зритель видит, что есть динамика. Мы создаем широкий портрет — соединяем несколько эпох и в то же время все очень современно. И когда итальянский Vogue у себя опубликовал трейлер нашего фильма, многие думали, что его сделали итальянцы, так круто переосмыслили нашу культуру. (Смеется.) Поэтому все-таки это не углубление стереотипов, а расширение культурного диапазона. Я всегда гордилась тем, что я русская, и говорила об этом. А на своих выступлениях я часто использую атрибуты нашей культуры — например, на конференции TED выступала в кокошнике. 

— За границей фильм будут показывать?

— У меня есть несколько предложений от иностранных прокатчиков, но я хочу сначала немного пофестивалить. Выход в российский прокат нам не помешает принимать участие в зарубежных фестивалях, а показать фильм  онлайн мы всегда сможем.

— Ваш следующий фильм тоже будет про царевен?

— Я сейчас как раз пишу новый сценарий, он уже почти готов. Пока не скажу, про что, но царевен там не будет. То есть будут, но не в традиционных костюмах. (Смеется). Мы изначально планировали снимать в Ивановской области, если она нас пустит — я буду счастлива, если нет, то в какой-то другой. Не всегда, к сожалению, все  происходит по воле царевны.