Эксклюзивное интервью «КиноРепортеру» дал один из любимых и популярных артистов — о сиквеле «Холопа», съемках в России и критиках в интернете.
Его дебютная роль в российском кино была небольшой, но очень важной. Именно герой Милоша Биковича произносит в финале «Солнечного удара» ключевой, фундаментальный и актуальнейший монолог про гибель великой страны. Причем ради съемок у Никиты Михалкова серб всего за несколько недель овладел чужим языком. И такая самоотверженность не могла остаться незамеченной: спустя всего несколько лет Милош стал одним из самых популярных и востребованных актеров в России, получил тут гражданство и сыграл главную роль в комедии, которая 3 года считалась самым кассовым отечественным хитом. Об этом и многом другом «КиноРепортер» поговорил со звездой накануне премьеры второго «Холопа».
График у Биковича плотный настолько, что он практически неуловим. Именно поэтому интервью и съемка для обложки «КиноРепортера» назначены на разные дни. Сначала — телефонный разговор. Не особо расстраиваюсь: с утра по телевизору показывали «Холопа», так что представлять собеседника перед собой даже не нужно. Звонок запаздывает, но вот в трубке звучит заветное «Здравствуйте, это Милош». Хотя можно было не представляться — этот бархатный баритон с легким акцентом сложно спутать с чьим-либо другим.
Актер извиняется за задержку — из-за нее беседа проходит под отрывистые «Здравствуйте», «До свидания» и «Я перезвоню», обращенные куда-то вовне. Один раз он переходит на сербский — я успеваю разобрать пару слов, прежде чем отключается звук. При всем этом Бикович умудряется быть максимально вовлеченным в беседу: кажется, что на меня гудки автомобилей, официант, детские вопли и прочий фоновый шум влияют куда сильнее.
Ради съемок в «Монтевидео: Божественное видение» вы учились играть в футбол, ради «Льда» – кататься на коньках, а в «Вызове» летали в невесомости и выдерживали нешуточные перегрузки на центрифуге. Есть ли предел ваших возможностей?
— Наверное, есть. Вернее, определенно есть. До него просто надо добраться. Поэтому я актерское мастерство и выбрал – и люблю его. За то, что могу пробовать себя в разных сферах жизни, испытывать свои границы на прочность, а затем их раздвигать.
Тогда как возникло продюсирование – как поиск историй под себя или желание рассказывать истории другим?
— И то и другое. Вы ищете такую историю, которую, как сами думаете, сможете лучше всех рассказать. Или которая вам кажется важной. Я продюсирую, потому что таким образом больше влияю на происходящее в кадре. На то, что это за история и как она рассказывается.

Вы амбициозны?
— Безусловно!
Сейчас амбиции актерские, продюсерские или общественно-политические?
— Профессиональные. Политических пока нет и, думаю, не будет.
Знаю, что вы не любите обсуждать еще не готовые проекты из-за актерского суеверия…
— Мне кажется, лучше быть скромнее, чем хвастаться впустую. Показывать надо больше, чем ты говоришь. Поэтому у меня есть эта осторожность.
А она не мешает? Вы чуть не отказались от ролей в таких громких проектах, как «Магомаев» и «Холоп», а еще продюсерам пришлось уговаривать вас сняться в «Отеле «Элеон».
— В каждом случае были свои конкретные причины. Мне кажется, это своеобразный урок для меня. Я бы не сказал, что человек по своей природе глуп, но он не всегда видит последствия. Особенно в актерском и продюсерском мире, где предугадать результат бывает очень сложно. Редко можно еще во время съемок со стопроцентной точностью понять, что проект получится. А уж до них – и подавно. Поэтому да, меня приходилось переубеждать.
А что нужно, чтобы вы согласились?
— В основном доверие. Если оно возникает, тогда я пытаюсь выслушать человека, понять его доводы, увидеть перспективу. В случае с «Холопом» мне не хотелось сниматься в очередной комедии. «Отель «Элеон» мне понравился, но мне казалось, что надо запомниться людям по более серьезной роли, а не начинать карьеру со спин-оффа уже успешного сериала. Но я не учел, что хороший проект – это в любом случае хороший проект. А комедия ничем не хуже и не ниже других жанров, например исторической драмы или трагедии.
Летом вышел рекламный ролик, где вас буквально отбивали от фанаток. А в жизни как?
— Не так, как в рекламе, но бывало и такое. Мы с моей подругой Елизаветой Орашанин-Теодосич (она сыграла Ведрану в фильме «Отель «Белград») однажды на фестивале должны были пройти сквозь толпу и выйти на сцену, чтобы представить кино. И мы бы просто не дошли, если бы останавливались и со всеми фотографировались. Тогда мы изобразили очень сильную ссору, кричали, ругались. Люди боялись подойти, потому что мы друг другу говорили жуткие вещи, а Лиза так сильно на меня орала, что людям казалось, что им тоже достанется, если подойдут! В итоге мы вовремя успели выйти на сцену.

Креативный подход!
— Да-да! Елизавета ругалась на меня, я извинялся, потом мы поменялись ролями.
А вам приходилось разочаровываться в своих кумирах?
— Такого не происходит, если не относиться к ним как к божествам. Я прекрасно понимаю, что все, кого я уважаю и с кого хочу брать пример, такие же люди, и они не идеальны. Поэтому не надо превозносить их до небес.
В процентном соотношении сколько сил и времени забирает работа в Сербии и сколько в России?
— Когда как! Примерно 40 на 60 в пользу России… А иногда в пользу Сербии.
А такая занятость не утомляет?
— Как вам сказать?.. Когда вы пашете по 12 часов каждый день, конечно, утомляет любой проект. Каким бы он ни был прекрасным. С другой стороны, помогает смена обстановки. И то, что я снимаюсь в двух странах, работаю над разными проектами и встречаю прекрасных людей, у которых можно учиться, меня всегда подпитывает.
У вас недавно была громкая премьера в Белградском драматическом театре – «Ложь» по Флориану Зеллеру. Игра на сцене — это же безумно энергозатратный процесс.
— Да, мы играли этот спектакль 15 раз подряд. Но я получаю от публики столько же, сколько ей отдаю. Иногда чувствуется определенное истощение, но с ним справляюсь с помощью литературы, фильмов, общения с близкими, искусства. И быстро прихожу в себя, может, дело в возрасте.

В Москве стоит ждать гастроли?
— Они уже были. Но может быть, будут еще. Посмотрим.
Тогда вернемся к кино. Насколько темы для создания фильмов совпадают в двух странах? По-моему, главные пересечения – это религия, травмы прошлого и надежда на лучшее вопреки всему.
— Вы отметили хорошие точки, но далеко не все. Сейчас я дополню ваш список. Дайте мне секунду.
Милош в очередной раз отключает звук. Складывается впечатление, что где-то там, в салоне авто, он действительно вооружается листком бумаги и ручкой. Проходит полминуты. Снова слышу его голос, он говорит еще более сосредоточенно. Я в очередной раз поражаюсь тому, как Бикович вдумчив во время разговора.
— У нас из общих тем есть еще лихие 1990-е. Есть кризис того времени – развал Югославии, который был очень похож на распад СССР. Это тема страны, которой больше нет. Есть противостояние с Западом. А еще славянское прошлое, корнями уходящее в язычество, и «славное прошлое». И эмиграция – большая волна была в начале XX века, и сейчас происходит нечто подобное. Возьмите автобиографический «Роман о Лондоне» Милоша Црнянского про белого русского офицера, в чью судьбу автор вписал все свои боли и размышления, всю ностальгию и скорбь за Отечество. И вы не заметите, что это не русский автор. Я перечислил темы, у которых общие исторические и общественные черты, но этим ответом их не исчерпал.
Тогда вопрос как к продюсеру: как в кинематографе соблюсти баланс между прошлым и будущим, не срываясь в крайности?
— История идет по спирали. Это парадокс, который мы видим в ежедневной жизни, в моде, в каких-то бытовых вещах. Уроки для человечества идут по нарастающей: все повторяется, но перспектива уже немного другая. И переосмысление происходит в момент, когда у вас есть возможность одно и то же событие, миф или мотив увидеть с другой точки зрения. Только так вы можете для себя сделать какие-то выводы. Понять, насколько выросли и чему научились. Наконец, отследить уровень прогресса в обществе.

А от кого должна исходить инициатива такого переосмысления?
— Обычно она идет от художников, режиссеров, поэтов. Но эти люди не берутся из ниоткуда. Они пророки, вестники, пришедшие из народа.
Как в такие моменты не превратить художественное преувеличение в ложь, а патриотизм – в пропаганду? Между ними же огромная разница.
— Конечно, разница есть. Но когда ваша идея идет от сердца, а не делается под чьей-то эгидой, тогда вы сможете сделать искреннее патриотичное кино. Важно, что вы храните в своем сердце и что происходит в вашей голове. Причем кино может быть патриотичным, даже если в нем критикуют страну. Но надо делать это с любовью, а не с ненавистью.
Отведенное на беседу время подходит к концу. Благодарю и завершаю телефонный разговор до следующей встречи – уже на съемке… В назначенный час Бикович входит в студию, а через пять минут – и в кадр. Он приехал сразу после рабочей смены, блеск на коже уходит после легкого движения руки визажиста, да и переодевается Милош мгновенно. Свет заканчивают выставлять уже с героем на площадке. Он пока примеривается к пышной красной розе, которая в какой-то момент оказывается у него в зубах. Сверкает вспышка. На мониторе – готовая обложка.
Первый «Холоп» в российском прокате собрал больше 3 млрд рублей. Ждали такого успеха?
— Мы, конечно, надеялись на то, что фильм окупится, но не думали, что он тогда станет самым кассовым фильмом в истории российского кино. (Рекорд побил «Чебурашка» в 2023 году, заработав 6,8 млрд рублей, – КР.)
Такой результат повлиял на степень ответственности при создании второго фильма?
— Конечно! Но я ее чувствую, скажем так, не напрямую. Моя заслуга, как и ответственность, второстепенна, куда большая ответственность лежит на авторах и продюсерах. И в самой высокой степени — на режиссере.
В «Холопе 2» Гриша превратился в принца для Золушки. Понравилось играть королевскую особу?
— Я так скажу, лучше играть принца, чем валяться в хлеву с курицами, поросятами и другой живностью. (Смеется.)
Тогда в какую еще сказку хотелось бы попасть?
— Да ни в какую! Принцев и принцесс играть – самое скучное дело. Потому что они обычно одномерные, неэмоциональные и самые правильные. Я предпочитаю более сложных персонажей. Но вы имейте в виду, что общаетесь с человеком, который сначала отказался от Холопа.
Гриша как раз во второй части «Холопа» развивается в новом направлении, но все равно остается собой. Как много собственных идей вам удалось привнести в его характер?
— Этот процесс обычно происходит на подсознательном уровне. Кроме того, все хорошо прописано в сценарии. Это не такой проект, в котором я говорю: «Слушайте, мне не хватает такой сцены, где бы он сделал вот это». Все заранее продумано авторами и режиссером, надо просто в этих рамках существовать и делать свою работу.
Как вообще работается с Климом Шипенко?
— Мне с Климом легко. У него царит, скажем так, креативно-демократическая диктатура. Он вас выслушает, и если ему что-то понравится, примет идею, снимет несколько вариантов и потом на монтаже решит. Либо сразу скажет: «Нет, я знаю точно, что мне надо» – и даже попробовать не даст. Он очень хорошо понимает, чего хочет и как этого добиться. Клим не только мой хороший друг, он еще и учитель. И он учит не советами, а своим примером. Тем, как готовится к работе, испытывает материал. Он погружается так глубоко, чтобы потом легко взлететь. Очень ценно, когда такие люди находятся рядом и есть возможность у них учиться.
Пока фотограф ищет нужную светотень, Милош замирает на большой тумбе. Держится он непосредственно, несмотря на неудобную позу и накопившуюся усталость — все-таки к нам он приехал после смены. У окружающих резкий приступ сочувствия. Спустя несколько минут актер встает и подходит к монитору. Едва заметно кивает. Усилия того стоили.
Два года назад вы получили российское гражданство. Изменилась ли после этого ваша жизнь?
— Стало проще въехать в РФ. А если серьезно, то, конечно, изменилась. И хотя это только бумага, для меня она имеет эмоциональный вес. Я был частью российской киноиндустрии, был тепло принят и до получения паспорта. А теперь чувствую себя полноценной частью общества еще и официально.
Отвлекаюсь на несколько секунд, чтобы пробежаться по оставшимся вопросам. Когда наконец оборачиваюсь, Милош бодро отжимается у окна. Невольно начинаю считать, но сбиваюсь.
Один из ваших продюсерских проектов – фильм о пионере югославской кинокритики Бошко Токине. А как вы относитесь к современным критикам?
— Настоящий критик всегда помогает. Он авторитет для актеров, продюсеров, писателей. Потому что много читает и смотрит, постоянно погружен в профессию, знает все тенденции. И он доброжелателен. (На последнем слове Милош делает особый акцент.) Сейчас блогеры влиятельнее — они стали в некотором роде подменой критиков. Мир меняется, некоторые профессии теряют или получают другие качества и особенности.
В сериале «Дайте шоу» ваш герой – поп-певец, обвиненный в сексуальном насилии. При этом ваш собственный образ максимально от него далек. Почему вы согласились на роль?
— Именно поэтому! Мне интересно пробовать себя в разных амплуа, в которых я раньше не существовал, заходить на новые территории. Персонажей в этой истории придумали режиссер Дима Литвиненко и сценарист Андрей Золотарев. То, как это написано и как герои существуют в кадре, мне понравилось. Понравилось и то, что сериал начинается как комедия, потом перерастает в драмеди и, наконец, в очень серьезную драму.
Для съемок вы перекрасились в блондина, надели серьгу и обзавелись татуировками. Как знакомые восприняли такую резкую смену имиджа?
— Они привыкли уже.
А сами себе в зеркале понравились?
— То, как выглядит этот персонаж, было моей идеей. После того как меня поддержали в этом моем видении продюсеры, подключились остальные – режиссер, художники по костюмам… В общем, я задал направление.
В центре сюжета — большой скандал, связанный с личной жизнью звезд. Есть ли у вас персональный совет, как сейчас ориентироваться в информационной среде?
— Я бы вообще детям запретил пользование интернетом до 7–8 лет, а до 13–14 – только под контролем родителей. Ребенку всегда будет интересно то, что ему запрещено. Даже если вы его воспитываете, ему постоянно будет предлагаться какой-то вредный контент, который вы не сможете контролировать. Взрослому человеку, который уже сформировался, проще ориентироваться в информации, за которой стоит какой-то авторитет, качество.
К слову, о детях — среди ваших продюсерских проектов есть мультсериал про птиц тупиков, который озвучивает Джонни Депп. Как возникла идея этого проекта?
— В 2020 году в Сербии был мой один мой приятель Андреа Иерволино (итальянский продюсер, чей фильм «Скажи это как женщина» был номинирован на «Оскара», – КР), который уже сотрудничал с Джонни Деппом. Андреа давно планировал открыть компанию, но в Сербию он приехал по другим делам и оказался из-за пандемии запертым в стране. И в эти пару месяцев ковида мы очень много работали, обсуждали разные творческие проекты, и он почувствовал потенциал. Поэтому вот так быстро все случилось.
С самим Деппом вы тоже не раз встречались, причем уже во времена, когда актера отчаянно пытались «отменить». Насколько культура отмены вообще жизнеспособна?
— Я не понимаю, что она означает. Культура отмены — это своеобразная цензура. Причем она очень жесткая. Когда вас запрещает правительство, вас никто не лишает чувства собственного достоинства. Вы можете быть неправы, но остаетесь при своем мнении. Что-то вроде «О’кей, я страдаю за свои убеждения». Вас могут поддерживать коллеги, могут не поддерживать, это личное дело. Но когда происходит «отмена», от вас отворачивается все общество. Государство здесь как бы ни при чем, правительство ни при чем – вас отменяет индустрия, коллеги, журналы, часто вопреки желаниям публики. На вас начинают яростно кидаться в соцсетях даже те, кто защищает права человека. Вот это, как мне кажется, хуже цензуры, потому что такое отношение уничтожает вас как личность.
И поддержки ждать неоткуда.
— Я рад, что мы с Джонни Деппом сотрудничали именно в то время, когда его «отменяли». Тогда, в Сербии, я ему подарил галстук. И думал, что он забыл про это, но он его надел именно в тот день, когда оглашали приговор суда с Эмбер Херд. Мне было приятно, что галстук ему пригодился, да еще и в такой важный день.
Слушайте, как здорово! И очень символично.
— Да, символично. На этом галстуке изображена мозаика из храма Святого Саввы в Белграде. Это один из самых больших православных храмов в мире. И что еще важно, эту мозаику для Сербии делает Россия. Получается, что на галстуке Джонни Деппа мотивы сербских святых, созданных российским художником Николаем Мухиным. Интересный триумф над отменой.
Комментарии