Марк Эйдельштейн: Наперегонки со временем

Сердца юных поклонниц давно уже принадлежат ему. А теперь и взрослое поколение серьезно присматривается к Марку Эйдельштейну: его успех не похож на случайный. Актер планомерно покоряет все новые и новые профессиональные высоты. То, с какой легкостью Марк не только подпрыгивает и встает на голову, но и подхватывает тему беседы и тут же в нее углубляется, позволяет не беспокоиться не только за его будущее, но и российского кино в целом. 

Едва ли интервью с Марком можно было назвать точнее, чем «Наперегонки со временем». Начнем с того, что — как издание, которое с 2012 года вручает премию «Аванс» самым перспективным молодым актерам, – мы заприметили этого парня еще в 2020-м, когда он впервые появился на экране в сериале «Сама дура». А когда полтора года спустя вышел «Смычок», стало понятно, что на наших глазах рождается звездный актер. В подвержение – новые проекты: «Страна Саша», «Праведник»… И хотя играет Эйдельштейн пока все больше подростков, недавно ему исполнилось 22 года.

Марк, ты отметил день рождения с друзьями в VR-клубе, какой-то немного детский выбор?

— Удивляешься, почему я – взрослый лоб – позвал друзей в это место? Когда первый раз туда попал, был в шоке. Час играешь, выходишь и у тебя реальная действительность оказывается под сомнением. Это похоже на долгое существование внутри роли — возникают некоторые проблемы, чтобы вообще вспомнить, кто ты. Я, как Марк, я кто? Тут не только этот вопрос встает, но и другой – а что это за реальность?

В одной из соцсетей ты так и подписал себя — «Геймер». Увлекаешься видеоиграми?

— Нет, совсем не увлекаюсь. Мне интересна ментальность игрока, отношение с действительностью. Вообще компьютерные игроки – это суперлюди. Азарт дает им бесконечную энергию к действию, правильную степень отстранения от ошибок, смелость. Игра ставит задачу – выиграть. И сразу все становится легче, понятнее, прозрачнее и интереснее. Я так подписался, чтобы не забывать про то, что существует такая модель нахождения в мире.

Не думал поработать над проектом, сочетающем в себе видеоигру и кино?

— Нейросети и виртуальная реальность заставляют задуматься об иммерсивности. И в играх, и в театре, и в кинематографе. В таких проектах возникает иная степень вовлечения зрителя. В игре от тебя зависит, что произойдет, но как это реализовать в фильмах, где зритель остается пассивным наблюдателем? Был всплеск интерактивного кино, но потом это ушло, потому что не было до конца понятно, как работает. Но в театре я понимаю, как сделать постановку внутри VR-пространства. Как только слетаем с родителями на Чукотку, можно будет об этом подумать.

Слетать с отцом на Чукотку — твоя детская мечта. До этого мешал плотный график?

— «Плотный график» – а что это вообще значит? У меня есть возможность слетать с отцом, мамой и братом на Чукотку? Да! Почему я этого не делаю? Не знаю. Жесткая тема для рефлексии: как меня уводит в другую сторону, как я в принципе теряюсь. А я не должен теряться!

Кстати, о родителях! Олеся Валерьевна, мама Марка, много лет работает преподавателем сценической речи в Нижегородском театральном училище им. Евстигнеева. Так что он, что называется «закулисный ребенок»: все детство провел там, видел, как занимаются студенты, и про то, как и когда он решил стать актером, спрашивать даже глупо. Хотя подтолкнула к этому его не совсем мама. Более того, по словам Марка, родители его в стремлении стать актером не поддерживали. В 2018-м Марк стал финалистом конкурса юных чтецов «Живая классика» (еще бы с такой мамой!) и поехал в «Артек». Там его и заприметил декан актерского факультета ГИТИСа Тарас Белоусов и посоветовал обязательно поступать в актерский ВУЗ. Эйдельштейн так и сделал, правда, поступил не в ГИТИС, а в Школу-студию МХАТ (мастерская Марии Брусникиной и Сергея Щедрина).

Изменилось отношение родителей к твоему выбору?

— У нас изменились отношения вообще. Я взрослею, они все дольше и дольше живут без меня. Приехал недавно в Нижний Новгород, увидел там свою комнату с обрывками обоев с бегемотами и жирафами, увидел дом, родителей. У них все так же: папа жарит картошку, мама делает вкуснейшие салаты, и им хорошо, уютно, спокойно. Когда ты взрослеешь рядом с родителями, между вами неизбежно будет напряжение. Именно оно формирует тебя и толкает к развитию, юношескому протесту. У меня сейчас нет никакого протеста, потому что я уже долгое время самостоятельно принимаю решения. А они просто наблюдают, и когда мне нужна поддержка, они ее дают. В своем марафоне я уже слишком далеко от Нижнего Новгорода убежал, и родители понимают, что вряд ли могут на это как-то повлиять. И чтобы я не сбился с дистанции, выбрали созидательную позицию. Я этому рад, безумно благодарен и очень их люблю.

Судя по всему, тебе очень комфортно в такого рода отношениях с родителями.

— Есть у меня теория, что чем больше возлагаешь на себя задач, дел и целей, чем качественнее и быстрее с ними справляешься, тем меньше задумываешься о том, ради чего бежишь этот марафон. Грубо говоря, в чем смысл заключается? Понятно, что это сложный вопрос, но и на него можно найти ответ. Я конкретно бегу ради мамы, папы и брата.

Ты уже успел сняться в нескольких драмах, военно-историческом проекте, научной фантастике и байопике. На какие темы как актер хотел бы поговорить со зрителем?

— Три-четыре года назад во мне бурлила подростковая любовь и жесткий максимализм. Яркость, интрига, страсть, безбашенность – вот это мне было интересно. Теперь акцент смещается. Например, тема любви и верности, которая сейчас все чаще озвучивается в обществе – нечто новое для меня, о чем хотелось бы вести диалог. Мне еще нечего про это рассказывать, но я мог бы через экран задавать вопросы. Что такое семья? Это то, из чего ты уже вырос, как я, и от чего ты бежишь? Или семья – это то, ради чего ты движешься вперед? А верность что из себя представляет? Верность семье, любви, делу, миссии? Это все вопросы о смысле жизни.

Взрослеешь…

— Да, реальность наступает на пятки, время всегда быстрее тебя. Это выражается в технологиях. Когда мы делали промо для короткометражки «Надеждозаписывающей студии», я влюбился в девочку, созданную Midjourney (нейросеть для работы с изображениями, – КР). Она на меня смотрит, и я чувствую, что она великолепна. Об этом тоже хочется думать и говорить. Мы современники этой революции, и надо ее осмыслять. Иначе в чем наша ценность как художников? Не хочется, чтобы и так стремительная реальность прошла мимо. Нужно быть с ней в диалоге.

Марк впроброс упомянул коротыш «Надеждозаписывающая студия», а это, между прочим, его режиссерский дебют! И конечно, мы не можем о нем не поговорить отдельно. Это 19-минутное документари, снятое так, будто это реальный подкаст, в котором сам Марк, Лиза Ищенко и Влад Коноплев рассуждают о том, каково сегодня быть 20-летним.

Каждый наш герой — уникален. Но, собирая информацию о тебе, постоянно натыкался на сравнения с Тимоти Шаламе, которые тебя, уверен, самого бесят…

— Даша Верещагина (сыграла Алису Селезневу в «Сто лет тому вперед», – КР) несколько дней назад нанесла мне жесткий удар. Она скинула картинку, где в поисковике написано «Марк Эйдельштейн», а на фото к запросу – портрет Тимоти Шаламе. Я не знаю, кто сыграл со мной эту шутку, но она смешная. Все спрашивают: «А как ты относишься к Тимоти Шаламе?» Я говорю, что классный чувак, реально крутой. А иногда говорю, что стремный. По настроению. Но хочется конкретики. Хочу, чтобы меня позвали разбирать его работы. Например, «Вонку». Мне кажется, было бы интересно показать прогрессию сумасшествия героя от Шаламе до персонажа Джонни Деппа. А Тимоти этого не делает. Мне неинтересно смотреть, как он офигенно играет. Я и так это знаю. Хочется видеть его некие крайние состояния. К «Сто лет тому вперед» и ко мне лично могут быть такие же вопросы, но Колю Герасимова в будущем не надо было играть сумасшедшим, такой задачи не было.

Кстати, ты совсем не похож на Колю. «Гостью из будущего» смотрел?

— Несколько раз. Пытался понять, что я могу оттуда для себя почерпнуть. Все, что происходило там в прошлом, когда меня не было, вообще сложно воспринимаемо. Тогда жили другие люди с другим темпоритмом речи, другим менталитетом, другими ценностями. Они выросли в другом пространстве. Что я взял от Коли Герасимова, так это то, что он абсолютно положительный персонаж. Добрый, искренний, чистый герой. Но мне хотелось сделать по-другому. Он брал своей абсолютностью, это образ, может быть даже архетип. А архетип делать не хотелось. Хотел сделать конкретного человека. Я понял, что не нужно равняться на Лешу Фомкина (актер, сыгравший Колю в минисериале 1984 года «Гостья из будущего», — КР), потому что у меня все равно не получится сыграть так клево, как он. Я из другого времени и сам про другое.

Коля и Алиса в советском сериале были 6-классниками, а герои фильма «Сто лет тому вперед» ученики 11-го. Может, лирическая линия — это как раз то, чего там не хватало?

— Нужно снимать фильмы про любовь. И этот фильм — про любовь. Для меня это самое важное, что сначала присутствовало в сценарии и затем воплотилось в фильме. Химия между двумя молодыми людьми, благодаря которой спасается вселенная. Потому что, если мир и нужно спасать, а есть подозрение, что его нужно спасать, то любовью.

Как считаешь, удастся ли авторам подросткового кино говорить с ними на одном языке?

— Этим вопросом я часто задаюсь, когда смотрю сериалы про подростков, в которых употребляются такие слова, как «вайб», «флекс», «лэйм» и т.д. Язык — живая субстанция, которая постоянно изменяется. Сценаристы пишут сериалы про подростков, используя слова, которые сейчас в тренде. Потом происходит препродакшн, кастинг, производство, постпродакшн… Прошло 2 года, и подростки поменялись, и говорят на другом языке. И все! Советский сериал не пытался попасть во время. Он говорил о том, что важно. И мы старались не модные слова произносить, а просто быть честными с собой. Нашли ли мы общий язык со зрителями? Им судить, но мы там ни секунды не врем. И для нас это большая удача.

В процессе разговора ловлю себя на мысли, что Марк готов рассуждать на совершенно любые и непростые темы. Так что не был удивлен, когда, спросив про искусственный интеллект, получил в ответ не эмоцию, а, по сути, экспертную оценку, демонстрирующую глубокое знание вопроса. 

Все идет к тому, что за сценарии будет отвечать ИИ. Тебя его пришествие в кино не пугает?

— Честный ответ — это неизбежно. И наверное, необходимо. Можно вспомнить, как Чарли Чаплин был недоволен и как у него уходила земля из-под ног, когда в его пространство гениального немого кино пришел звук. Он говорил, что кино и так выполняет все свои функции. Без звука. Но мы же сейчас понимаем — это не так. Сколько денег тратили создатели «Игры престолов» на пролеты городов, а теперь Sora AI (модель, создающая видеоролики на основе текста, — КР) за очень короткое время выполняет ту же работу. Другой вопрос, что с каждой новой нейросетью повышается ценность идей. Я сам активно использую нейросети, планирую что-то с ними создавать. Это моя связка с будущим.

А актеров нейросети смогут заменить?

— Было бы круто вернуться к этому разговору условно года через три. Мне, конечно, хочется говорить: «Нет, нет, нет, актер — это человек, энергия, это очень важно». Но все-таки у меня есть ощущение, что так захочет время. Чтобы в какой-то момент нейросгенерированные существа чуть-чуть подвинули актеров. Тогда у людей появится возможность что-то осознать друг про друга, про взаимоотношения. Вновь возникнет ценность актера и химии в кадре. Но для этого сначала какие-то технологии должны победить. И это не завтра. Мы успеем еще один фильм снять. Надеюсь, но не факт.

В прошлом году ты окончил Школу-студию МХАТ. Как планируешь распоряжаться багажом знаний?

— Продолжу развиваться. Багаж знаний, который я получил — базовый фундамент. Я очень благодарен Школе-студии за то, что она мне его подарила. Вбила в нас основы. На первом курсе мой мастер Сергей Алексеевич Щедрин сказал: «Ребята, если вы пришли сюда, чтобы стать актерами, можете отсюда уйти. Мы не собираемся делать из вас артистов. Мы хотим сделать из вас человеков». Именно в такой формулировке. Это очень благородная и важная задача. Дальше на эту базу нужно накладывать теоретические и прикладные знания. Именно поэтому сейчас я хожу на курс по истории кино к Всеволоду Коршунову в виду моих режиссерских амбиций.

Чем еще занимаешься?

— Диджеингом. Ведь творчество плотно связано с понятиями ритма и темпа. Дополнительные знания помогают мне творчески прокачиваться. Мне кажется, что интересны те актеры, которые разными путями подходят к изучению своего ремесла.

Внешне ты — типичный современный романтический герой. Готов ли кардинально измениться ради проекта?

— В принципе, на все готов. Это нормально. Наша индустрия так устроена, что, например, моя схожесть с Шаламе из-за длинных кудрявых волос обеспечит хотя бы минимальную зрительскую аудиторию. А если налысо меня побрить, то не факт, что я буду кому-нибудь интересен. Мы об этом не знаем, потому что я еще не пробовал. Но думаю, что в ближайшее время это произойдет. Просто нужно некоторое усилие воли. Если увидите меня в каком-нибудь тизере или трейлере с иной прической — значит, что у меня получилось. Что я сильный. Но пока рассказываю разное через кудри.