В интервью актер откровенно рассказал о том, как удалось не разочароваться в профессии, а также о любви, новых ролях и своих самых больших страхах.
Долгим и извилистым получился путь на экран у Дмитрия Чеботарева. Военно-морской лицей, факультет режиссуры театрализованных представлений и праздников в Хабаровске, «Щука»… И несколько непростых лет, когда пик его амбиций совпал с отсутствием киноролей. Но своего актер все равно добился: теперь он звезда зрительских хитов — от «Вампиров средней полосы» и «Плейлиста волонтера» до франшизы «Майор Гром».
Профессия моряка помогает вам как актеру?
— Дисциплина! Меня приучили к ней в лицее, а дисциплина должна присутствовать везде. Это вопрос уважения, коллективной ответственности. И мне бы хотелось, чтобы в актерской профессии ощущалось то самое чувство товарищества, которое есть у военных. Чтобы не каждый сам за себя был, а все радовались победам другого. И при неудачах поддерживали. Ну и, конечно, без дисциплины никуда, потому что всегда есть соблазн расслабиться, подумать, что ты уже на коне. А с коня сбрасывают очень быстро – сегодня тебя любили, завтра забыли.
А отношения на площадке с режиссером, наверное, тоже похожи на субординацию «матрос – капитан»?
— У меня очень странное понимание этого процесса. Я считаю, что режиссер не должен заниматься работой с актерами. (Смеется.) Артист должен подготовиться, полностью разобрать свою роль, а не приходить на площадку с вопросом: «А что мы сегодня делаем?» Грубо говоря, кино нужно сыграть дома и прийти со своим фильмом на площадку. А режиссер уже скажет, тот это фильм или нет.
Хорошо, но в театре-то все иначе…
— В театре более длительные процессы, поэтому там есть возможность пробовать, предлагать. Например, с Ромео Кастелуччи (известный итальянский режиссер, в 2005-м заведовал театральной секцией Венецианской биеннале, – КР) спектакль «Человеческое использование человеческих существ» мы выпустили за пять дней. Выучили текст, были готовы, размяты, он нас просто расставил и сказал: «А сейчас давайте наполним пространство вашими переживаниями». Но это скорее перформативное творчество.
Сейчас остается время на новые вводы?
— Недавно в Театре наций состоялась премьера спектакля Данила Чащина «Последнее лето». У нас было достаточно времени для того, чтобы спокойно его выпустить, но из-за плотного съемочного графика лично я репетировал всего две недели. Владимира, офицера, вернувшегося с войны (главная мужская роль в спектакле, – КР), мы играем попеременно с Михаилом Тройником и во многом не стыкуемся хотя бы из-за того, что у нас разные школы. Поэтому получились разные спектакли даже по настроению, смело можно смотреть два раза с разными составами. Но в основном сейчас играю то, что уже есть в репертуаре. Некоторые постановки делались специально под меня, в них сложно ввести второй состав. Вообще, я надеюсь, что мне никогда не придется от чего-то отказываться. Меня долго не снимали в кино, оставался только театр, и я ему благодарен за то, что у меня есть постоянные встречи со зрителем.
Многие актеры, не дождавшись признания, уходят из профессии…
— Я тоже об этом думал! Были и депрессии, и истерики со слезами и желанием все бросить и уехать обратно в Хабаровск. Хорошо помню переломный момент: я сидел в гримерке после спектакля «Черная курица», где играл злого короля. В древнем костюме, который уже перешивали много раз, с нарисованными усами. И думал: «Может, ну его?» И вдруг администратор завел маленькую девочку, которая держала огромный цветок – больше нее самой. Эта девочка – ей сейчас лет 15, наверное, – даже не представляет, с какого дна меня тогда вытащила своим поступком. Тем, что выбрала меня, пришла, показала, что я что-то делаю правильное и нужное.
Теперь все хорошо, все есть, а нелюбимая часть работы тоже имеется?
(Вздыхает.) Самое нелюбимое – то, что работа забирает очень много времени, и я меньше вижусь со своей семьей. Сейчас, например, у меня 4 месяца не было ни одного выходного – жил в перерывах между сменами. А все остальное… Мой путь в актерской профессии осознан, и люблю я ее за многое. Она позволяет изучать новое, посещать места, в которых я бы не оказался просто так, слушать и рассказывать истории.
С Данилом Чащиным, кроме «Последнего лета», вы работали еще и в сериалах «Райцентр» и «Улица Шекспира».
— Я понимаю, что хороший человек – не профессия, но это немаловажный фактор! С Даней мы очень хорошо монтируемся жизненными принципами, чувством юмора. Конечно, спорим часто, но это именно из-за того, что нам хочется друг с другом взаимодействовать. Мы давно хотели с ним поработать в театре, и никак не получалось, поэтому, когда пришло предложение сняться в «Райцентре», я сразу согласился. А во время читок «Последнего лета» Даня сказал, что снимает новый проект про цыган под названием «Улица Шекспира». Я говорю: «Слушай, почему я там еще не снимаюсь? У меня же по отцовской линии цыгане». Он заинтересовался, меня пригласили на пробы. Надо сказать, они были достаточно долгие – я буквально выгрызал эту роль.
Про что этот сериал?
— Можно сказать, что про поиск дома. И про то, бежишь ты от себя настоящего, или наоборот. Но вообще, для меня почти все мировое искусство о любви. К Богу, Родине, женщине, семье, детям. Все равно мы стремимся создать интересную историю про живых людей, с которыми зритель должен себя ассоциировать. А кем бы ни были герои – цыганами, вампирами, инопланетянами, – это просто добавляет юмора, драмы или возможности обострения конфликта.
То есть экзотики ждать не стоит?
— Нет, почему? Нельзя уйти от того, что это история про цыган. Мы много говорили на национальном языке, погружались в среду, и все актеры массовых сцен были настоящими цыганами. Они впервые оказались на съемочной площадке, но благодаря своей самобытности, вовлеченности в процесс стали полноценными создателями проекта. Очень надеюсь, что сериал получится таким, каким его задумывали: честным, нежным, порой жестоким. И с цыганским огоньком. (Смеется.)
За пару лет вы съездили в Казахстан, Териберку, на Эльбрус… Какая экспедиция оказалась самой сложной?
— Это очень странно прозвучит, но самая выматывающая в плане скуки экспедиция у меня была на остров Мальта. Казалось бы, море, солнце, лето… Но когда ты проводишь в месте, где ничего не происходит, больше месяца, очень хочется вернуться домой. А сейчас три недели провел на Эльбрусе – на съемках «Небесной тропы». По сюжету, герои попадают под лавину, съемки проходят на большой высоте, и это очень тяжело – физически в первую очередь. Каждый день встаешь в 5 утра, дорога наверх занимает час, обратно – порой два. Замерз. Обгорел. Но все равно это вспоминается с таким «Вау!» И в Казахстане «Вау!», и в Териберке.
Не расстраивает, что не можешь разделить это «Вау!» с родными?
— Бывают такие мысли, но они дают импульс, понимание, что нужно это увидеть и вместе. Когда я уезжал на съемки фильма «Челюскин. Первые» в Мурманскую область, дочка попросила снять северное сияние или китов, если получится. Я увидел и то и другое, прислал ей видео, она порадовалась. Но северное сияние будет всегда, а вот, например, когда мы с женой впервые поехали во Францию, меня до глубины души поразил собор Парижской Богоматери. Через несколько лет у нас появилась дочь, но собор сгорел. И в меня почему-то это очень сильно попало: очень свежо было воспоминание моих эмоций при виде того Нотр-Дама, который моя дочь уже не увидит.
Как расставляете приоритеты вне съемок?
— Проблема в том, что в Москве накапливается такое количество дел, что тебя просто разрывает. И все выходные уделить близким не получается при всем желании — это главный конфликт. Я расстраиваюсь, и семья обижается. И я их прекрасно понимаю: даже себе объяснить сложно, что это такой период. Было время, когда работы не было, сейчас ее много, но при этом появились другие переживания. А что касается времени на себя… А что мне делать? В спа сходить? У меня дома ванна есть. (Смеется.) Нет потребности побыть наедине с самим собой, наоборот, из-за постоянных разъездов хочется быть ближе к дому и со своими. В этом и есть успокоение.
Не могу не спросить про нового «Майора Грома». Не обидно, что ваш герой опять полфильма в тени? Его даже на постере нет!
— Нет, обиды никакой нет. (Смеется.) На самом деле все очень долго ломали голову, как меня не потерять в плане промо, но заявить, кого я играю, невозможно, потому что это одна из основных интриг. Когда ребята начали писать сиквел, я говорю: «Ну что, я опять буду полфильма в маске?» Они ржут.
Самый большой приток поклонников – фанаты «Майора Грома»?
— Конечно! И сейчас, наверное, будет вторая волна. Глупо отрицать, что это был огромный рывок. Еще до съемок я читал комиксы, но не знал масштабов фан-базы. Понял в 2019 году на презентации каста – ведущий объявил: «Олег Волков», и в зале произошел какой-то энергетический взрыв. У меня ноги подкосились, я понял, что, если бы со сцены прыгнул в толпу, меня бы поймали и понесли. А я же еще ничего не сделал! Такой кредит доверия был выдан, что я осознал: нужно в десять раз больше вложиться в работу.
За своего героя в «Волшебнике Изумрудного города» тоже переживаете?
— Я же вылитый Урфин Джюс! (Смеется.) Из иллюстраций к волковскому «Волшебнику»: хмурый, с густыми черными бровями, острым подбородком, большим носом, волосами щеткой. Когда мне пришло предложение попробоваться, я себе зализал брови, на пробор залачил волосы и вставил под нижнюю губу валик из бумаги. Придумал какую-то речь, пластику, в общем, покуражился. И всем зашло. Я хотел эту роль и очень рад, что попал в новую вселенную. Надеюсь, что и зрителям фильм понравится, потому что там нет осовременивания, с огромной любовью воссоздан именно книжный мир.
И это, наверное, один из тех редких фильмов, которые ваши дети (у актера 5-летняя дочь Иванна и годовалый сын Кай, – КР) смогут посмотреть.
— Да, дочка очень ждет! Все время спрашивает: «Папа, когда Урфин Джюс?» Мы с ней прочитали все книги Волкова, и она очень переживала, что Урфин плохой. И даже когда он перевоспитался, волновалась. Читаем «Желтый туман», а она все время переспрашивает: «А он не стал опять плохим?»
У нее уже есть понимание, чем отец занимается?
— Она знает, что ее папа актер и мама (Елизавета Климова, – КР) актриса, но она ничего не видела из того, что делали я или моя жена. Потому что все это не для детских глаз. (Смеется.)
В одном интервью вы сказали, что, как только любовь побеждает какой-то страх, появляется новый. Чего-то боитесь сейчас?
— Я боюсь умереть. И из-за того, что у меня появилась семья, я боюсь этого все больше и больше. Это в жизни. А в профессии я продолжаю бояться, что кто-нибудь когда-нибудь увидит мой потолок и скажет: «А, ну все, он выше уже не может».
Но имеют ли другие право решать, где твой максимум?
— Иногда ты его чувствуешь — момент, когда ты на излете и нужна перезагрузка. Реальная проблема, когда это видят и другие.
Ваши герои совершенно разные, а есть ли у них какая-то общая черта? За исключением лица, конечно.
— Надеюсь, только это их и объединяет. (Смеется.) Конечно, невозможно играть то, чего в тебе нет. Это идиотизм. Но можно найти в себе импульс, боль или внутреннюю проблему и вокруг них отстраивать персонаж.
Но во всех ваших героях есть уязвимость. Вспомнить того же Хрупкого из «Плейлиста волонтера», прозвище которого говорит само за себя.
— Хрупкий вообще получился уникальным. Внешние изменения все равно были – я накладные кривые зубы сделал, и шрам под глазом, и челку. И вообще всю пластику, манеру речи продумывал. Но именно с ним получилось уйти максимально далеко от себя. Настолько, что люди, которые у нас были бригадирами массовки на «Улице Шекспира», не поняли, что уже видели меня на площадке «Плейлиста волонтера». (Смеется.) Так что Хрупкий для меня – одна из самых сложносочиненных работ. И я благодарен, что мне его просто отдали, потому что изначально меня вызвали на другого персонажа.
Вы озвучили несколько аудиокниг, написали пьесу, поставили несколько спектаклей. Планируете и дальше выходить за актерские рамки?
— Я благодарен, что мне дают шанс заниматься этим. Особенно нравится работать над аудиокнигами. Сейчас вышли «Цветы для Элджернона», и это, наверное, самое трудное актерское испытание, которое мне выпало (главный герой романа Дэниела Киза – умственно отсталый, – КР), потому что найти голосовой эквивалент происходящему очень непросто. А вот снимать кино я пока не хочу. Мне с этой стороны камеры интереснее.
Комментарии