Игра, психоанализ и Ец: Интервью с Алексеем Федорченко

Фильм «Последняя «Милая Болгария», премьера которого прошла на Московском кинофестивале, принес Алексею Федорченко «Серебряного Георгия» за режиссуру. «КиноРепортер» поговорил с одним из самых самобытных российских режиссеров, которому 29 сентября исполняется 55 лет, о Зощенко, по повести которого снят фильм, психоанализе и границе между реальностью и вымыслом.

«Последняя «Милая Болгария», с одной стороны, байопик про Михаила Зощенко, с другой – рассказ о жизни советской интеллигенции в эвакуации. Почему вы выбрали такое не самое очевидное название?

У нас было другое рабочее название – «Ключи счастья», то же, что у повести Михаила Зощенко изначально. Это отчасти шутка – писатель позаимствовал его у бульварного романа, вышедшего в начале прошлого века. Потом Зощенко изменил название на «Перед восходом солнца», а у нас придумалась вторая линия, которая стала чуть ли не главной, – история молодого селекционера. И неожиданно родились и сорт яблок «Милая Болгария», и новое название.

Линия Зощенко почти документальная, в основе – автобиографическая повесть, а зачем вы придумали селекционера Еца?

Сценарий долго не получался, пока не возник плодовод Леонид Ец – альтер эго Зощенко, который ведет расследование исчезновения писателя. Сначала он назывался в сценарии просто «Мичурин», у него не было имени. И в какой-то момент я говорю: «Он же не Мичурин, а мичуринец!» И мы везде в сценарии дописали это «-ец». Так и появилась его фамилия. Поскольку Зощенко был в Алма-Ате, в фильме возникла эвакуация, 1943 год, киностудия, на которой во время войны снимает Эйзенштейн.

В одной из рецензий вас обвинили в том, что Зощенко в «Последней «Милой Болгарии» вы показываете с большим пиететом, а Эйзенштейн у вас – карикатурный персонаж. 

Эйзенштейн и в жизни был фарсовым персонажем. Он мечтал стать рыжим клоуном, писал об этом в своих мемуарах – и я решил осуществить его мечту. А Зощенко – Пьеро, белый клоун, я рассматриваю их в паре. Кроме того, и Эйзенштейн, и Зощенко переживали одно и то же депрессивное состояние – Зощенко мог по несколько дней лежать на полу, не вставая.

Вы определили жанр фильма как «психоаналитический детектив». Зощенко верил, что с помощью психоанализа найдет выход из своих депрессивных состояний. А зачем психоанализ нужен вам?

Зощенко серьезно занимался психоанализом, был учеником Павлова. Его «Перед восходом солнца» – анатомия меланхолии. Но в этой книге он стремился обнаружить не только причину своей депрессии, но и состояния поколения. Зощенко верил, несколько наивно, что найдет ключ счастья, причину трагедии каждого человека, что его книга поможет каждому вылечиться и начать честно, с открытой душой и чистым разумом, трудиться на благо страны. Зощенко по состоянию здоровья уже не мог воевать и считал, что эта книга – его главный вклад в борьбу с фашизмом.

Вы раньше не использовали полиэкран, почему он появился в «Последней «Милой Болгарии»?

Каждый мой фильм отличается от другого, не хочется одно и то же снимать. Я думал, как показать расследование, когда один человек залезает в голову другого, так и появился полиэкран. Каждый ракурс мы снимали отдельным дублем, чтобы они чуть-чуть, на какие-то микроны, отличались друг от друга – так мы хотели показать чертоги разума другого человека.

Вы снимали Алма-Ату не в Казахстане, а на Урале. Вам не хотелось поехать в места, где действительно жил Зощенко?

Я живу на Урале, мне удобно там снимать. Там можно найти разную фактуру – я снимал у нас и Мексику, и Москву, и Луну, это же вопрос ракурса. В Казахстан мне не хотелось ехать: той Алма-Аты уже нет, почти весь район, где жила эвакуированная интеллигенция, снесен. Я нашел похожий у нас в студгородке и построил Алма-Ату у себя.

Вы снимаете на Свердловской киностудии, а про нее саму недавно выпустили документальный фильм «Кино эпохи перемен». Расскажете подробнее?

В 1990-е я был замдиректора киностудии по экономике и выводил ее из жесткого банкротства. Это было серьезное испытание для всех – криминальный вопрос, речь шла не только о жизни киностудии, но и о нашей жизни, в эти бандитские годы убивали и за меньшие долги. Но фильм получился не драмой, а грустной комедией. Это история советского кино, рассказанная с точки зрения бухгалтера, «комедия-реквием», как я определил этот жанр.

Мне он очень понравился, и я снял еще одну комедию-реквием – «Монету страны Малави» про Василия Шукшина. Точнее, это разоблачение мифов о Шукшине, кино о том, какое эхо от него осталось. Мы работали с тонкими материями и искали настоящего Шукшина сейчас. Этот фильм уже смонтирован, а третью комедию-реквием я хочу снимать летом – фильм про возвращение потерянного гения, о котором никто не знает, а он совершил открытия, предвосхитившие многое из того, что появилось в ХХ веке.

Обычно режиссеры снимают либо документальное, либо художественное кино. Вы – и то и другое, и даже мокьюментари. Это разная работа с реальностью. Не возникает внутреннего конфликта?

Конфликта нет, я могу играть и в документальном кино, внедряясь в реальность путем постановки кадра, отбора героев, монтажа. Я давно для себя решил этот вопрос: я не боюсь камеры в кадре, более того, в моих последних фильмах (например, в «Кино эпохи перемен») я появляюсь как режиссер, который ведет расследование.

Сейчас заканчиваю игровую картину про Кавказ «Большие змеи Улли-Кале» – это мокьюментари. И кайф в том, что этот игровой фильм смотрится как документальный, а мои последние документальные фильмы – как игровые. Такие повороты, игры документального и игрового кино, я очень люблю.