Григорий Чабан: «Моя брутальность если и проявляется, то как-то сама»

Григорий Чабан частенько «крадет сцены», затмевая главных героев даже во второстепенных ролях, и «Бывшие», «Почка» и «Кафе «Куба» – тому пример. В солирующих партиях театра коренной петербуржец давно освоился, теперь завоевывает экраны: весь успех сериала «Актер» зависел именно от него.  

Ты учился на программиста, но вдруг передумал и решил пойти в актеры, что случилось?

— Почему передумал… После девяти классов школы, которые окончил со скрипом, так как пропадал в компьютерных клубах, поступил в Петровский колледж на программиста, но проучился там лишь год. В середине года сильно заболел, да и много прогуливал – все в тех же клубах, меня и отчислили. На следующий год поступил в профессиональный лицей, теперь уже на оператора ЭВМ, и вновь прогулял где-то весь год… В общем, спустя 4 года обучения все же получил среднее специальное образование. Так что не передумал, просто надо было двигаться дальше. В армию меня не взяли из-за болезни – у меня астма с детства. Оставалось идти в вуз.

Но в театральный прошел с третьей попытки – не выглядит как четкая стратегия.

— Не было стратегии, конечно. Не помню, чтобы я сидел и думал, куда буду поступать, как буду развиваться. Просто не хотелось заниматься строительством, чертежами, цифрами. Сейчас уже, спустя годы, понимаю, что повлияли и гены, и энергия, которая была дома. Магия театра. Я там вырос: папа (заслуженный артист РФ Александр Чабан, – КР) был актером, мама – помощником режиссера. Одно дело – бетонные дома, пятидневка от звонка до звонка, а другое – всякие кулисы c темными углами, мерцающие от софитов тени, красочное зазеркалье. Все было предрешено. (Улыбается.)

Первый отказ больно ударил по самолюбию?

— Только еще сильнее мотивировал. Вообще, в первый раз я поступил без экзаменов в СПбГУ – сказали, что гены сработают. Но я опоздал с подачей документов на бесплатное обучение и с осени начал заниматься в театральной студии там же, при СПбГУ. Присматривался, готовился – нашел взрослых артистов, которые мне помогали готовить репертуар. Проходил прослушивания и в Москве, и в Питере. Тогда и там и там было семь-восемь серьезных актерских школ, не то что сейчас. Паника началась на третий год: я опять везде слетел, оставался только Питер – Моховая. Тогда курс набирал мастер Юрий Михайлович Красовский. Был последний шанс. Точно помню чувство, что провались – руки бы опустились. Конкурс был огромнейший! Но я поступил. У нас получился курс актерских детей – я, Лиза Толубеева, Саша Ганелин и Митя Семак, с фамилией которого была тесно связана актерская история моего отца. Судьба! Попал туда, куда надо и когда надо.

После поступления отпустило немного?

— Ничего не отпустило! Меня именем папы – Сашей – называли до конца второго курса. Я пахал, чтобы выбраться из тени отца, потому что он был хороший театральный актер, его многие знали и помнили (Александр Чабан не дожил до 50 лет, умер в 2005 году, — КР). Там уже не было мыслей «На своем ли я месте?», сплошная работа. Актерская школа подобна подводной лодке – крышка закрылась, и поплыли.

В каком жанре интереснее работать?

— Предрасположен, конечно, к «пострадать». Но я стараюсь пробовать себя в разных жанрах. Играть как положительных романтиков, так и резко отрицательных персонажей. Сейчас, например, снимаюсь в проекте «Лихие» – там тип не из приятных. Также идет серьезная работа над проектом «Тайга», где у меня роль следователя в «передряге». (Улыбается.) До этого был совестливый бандитик в комедийном сериале «Кафе «Куба» на ТНТ. Еще раньше – сильно больной музыкант в «Почке». Стараюсь не зацикливаться на своем типаже и по возможности тянуть диапазон во все возможные стороны.

У твоей фильмографии вообще уголовный флер.

— А мне казалось, что разнообразнее, чем лишь уголовный. Видимо, лицо такое. (Смеется.) Да и тяжеловат я вроде для мелодраматических историй.

Но попытка была!

— И не одна. Пробую, конечно, если вижу возможность. Сериал «Бывшие», например, или «Любовь с первого взгляда» на ТВЦ, где меня переозвучили. Честно говоря, до сих пор расстроен – очень многое заложено именно в голосе, в нюансах интонации. Там я для общей полифонии, видимо, был грубоват. Но фильмография у меня уже обширная, всего и не упомнить сейчас.

Есть еще одна отличительная черта твоих героев – они брутальные.

— Ну это точно не мне судить. Но, безусловно, тянусь к понятию мужественности, как она мне представляется. Моя брутальность если и проявляется, то как-то сама, потому что в кино я больше работаю по наитию. Там часто все хаотично: тебя сегодня утвердили – завтра уже работать. Приходишь на площадку, а там совсем все иначе, чем представлял, читая сценарий: локации, герои, атмосфера. На что ориентироваться? Только на чуйку и контакт с партнерами и теми, кто стоит за камерой.

По-твоему, актеру важно найти своего режиссера?

— Конечно. Актер в моем понимании как животное – он интуитивно доверяет или нет. Так что иду в работу исключительно с чувством взаимного доверия. Пока жизнь позволяет мне работать по такому принципу и делать то, что по нутру. Но главное – чтобы было в удовольствие. Хотя порой оно бывает мучительным и приходит совсем не сразу. Зачастую, когда работа уже сделана.

Без чего не существует актера?

— Без эмпатии к людям и силы воли.

В «Актере» у тебя ключевая роль – сыграл артиста, которому пришлось вживаться в роль незнакомого ему человека. Приятно было на первый план выйти?

— Не буду лукавить, конечно, это очень лестно – главный герой. Пробы на него так и те уже кружат эго. Вообще, мне кажется, что я для главных ролей. (Улыбается.) Но знаю, что это не всегда самое важное. Маленькие тоже бывают глубокими и даже более яркими. А в «Актере» центральный персонаж – 80 смен! Утвердили меня буквально за несколько дней до «мотора». Так что готовиться и настраиваться не было времени. Не скажу, что справился с нагрузкой. Голова задымилась еще до «экватора» проекта. Опыт я получил огромнейший и основное – узрел все свои слабые стороны на таких дистанциях. Теперь понимаю, что до одних вершин надо созреть, а другие и вовсе не по плечу, и не потому, что не дорос, – они просто не твои. Всему свое время и место. Главное – держать форму.

У тебя в фильмографии больше сериалов, чем фильмов. Ритм там бешеный – бывало, что понимал: что-то не клеится?

— Я могу не клеиться. Было тем летом – крыша поехала: шли 4 проекта параллельно и роли разные. Так еще спектакль выпускали в театре. Не успевал соображать, где нахожусь. От подобного неподготовленная психика, конечно, страдает. Повезло, что не спекся. Зато теперь актерская мускулатура поокрепла. Что не убивает нас, то делает сильнее.

На улице узнают?

— Нечасто, но бывает. Я как-то стесняюсь. У меня еще такое хмурое лицо обычно, что ко мне люди, наверное, чаще не решаются подойти.

В БДТ ты с 2020-го, но за все это время вышел только один спектакль, хотя ты играл в Театре им. Ленсовета главные роли — и Тузенбаха в «Трех сестрах», и Германа в «Пиковой даме», и Ясона в «Медее»…

— Тузенбаха, кстати, еще можно увидеть. А Андрей Анатольевич (Могучий, — КР) в БДТ начинал постановку (название говорить не буду, вдруг еще всплывет) и позвал меня на роль, после читки и в труппу пригласил. И мы вроде бы начали. А потом началась пандемия и все посыпалось. Тогда многое погибло и заморозилось. Следующим проектом стало «Материнское сердце» по рассказам Василия Шукшина.

Фото: Евгения Безрук

Много времени в театре проводишь?

— Нет, сейчас немного. Снимаюсь больше. Но спектакли, что есть, играю с удовольствием. Предчувствую, что в новом сезоне меня ждет постановка, но пока совершенно не представляю какая.

Чем еще занимаешься, если не работой?

— Бассейн, с собакой гуляю… Кино, путешествия, компьютерные игры – все как у людей. Ничего экстраординарного типа скайсерфинга или дайвинга. Это пока мечты… Хочу спортом заняться плотнее – немолодеющее тело требует внимания. Надеюсь, желание не пропадет, когда время появится.

А что с личной жизнью? Ты совсем ее не афишируешь, хотя тебе постоянно приписывают романы с партнершами по фильмам.

– Счастье тишину любит. Личное пространство, становясь публичным, обесценивается, умирает. Внутренний выбор попадает в зависимость от посторонних мнений. Превращается в проходной двор – начинают ходить люди, следить, топать…

Ты говорил, что критику читаешь. Что-то черпаешь оттуда полезное?

— Бывает. Мне интересно, как все со стороны выглядит: сами к себе мы необъективны. Мы не знаем, какую энергию транслируем, так же как не знаем своего запаха, потому что выросли в нем.

Другие тоже необъективны.

— Если интересуешься множеством разных мнений и видений, они так или иначе сходятся в общую картину.

Но так и до депрессии недолго.

— В том смысле, что чужие мнения влияют на самооценку? Ну, на высказывания вроде «Рожа у него страшная, что это за герой вообще?» не реагирую. Такая рожа, что поделать? (Смеется.) Но бывают и полезные замечания. Надо просто честно работать и не забывать про огромный мир вокруг. Тогда не будет никакой депрессии.

Насколько для актера губителен кризис?

— Кризис губителен не только для актера. Для человека любой сферы деятельности он опасен. Что такое кризис – выгорание, внутренний тупик, отсутствие вдохновения? Разные бывают причины. Надо конкретно разбираться. Вообще, конечно, актеры, как и все художники, – ребята порой излишне чувствительные, мнительные. У нас кризис может возникнуть из самой дурацкой мелочи. Шнурок порвался, например. Можно и в пропасть свалиться – в темноту, дрянь и разврат внутренний, лень, апатию. Но тут вдруг пойдешь с собакой в парк, залипнешь на деревья, увидишь воробья, и все как рукой снимет и жить захочется.

И как ты сам проходишь через трудные ситуации?

— Самое сложное – смещать внимание с себя. Но любой преодоленный кризис впоследствии только на пользу. Главное – изо всех сил, через не могу, тянуться к своему свету. И он подскажет… Недавно представил: любое событие в жизни, пусть даже самое темное и недостойное, запечатлевается в нас подобно годовым кольцам в стволе дерева. Можно как угодно к неурядицам относиться: отрицать, стараться забыть, считать ошибкой или травмой, но кольцо это остается с тобой навсегда, и именно оно делает тебя крепче. Нет худа без добра.