«Голодные игры: Баллада о змеях и певчих птицах». Предвкушение и разочарование

В цифровой прокат вышел приквел «Голодных игр» – притворяющаяся блокбастером история любви будущего президента Панема Кориолана Сноу (в оригинальной тетралогии его сыграл Дональд Сазерленд) и девушки-трибута Люси Грей Бэйрд, которую ему предстоит вывести в лидеры смертоносных соревнований. В мировом прокате картина собрала $300 млн при бюджете в $100 млн – результат неплохой, особенно при условии, что целевая аудитория оригинальной франшизы давно выросла.

«Голодным играм» же свойственно не выходить за рамки жанра young adult. И в формате экранизации этот подростковый налет проявляется еще сильнее, чем в первоисточнике, – в лицах и типажах, разжевывании морали и слезливой мелодраме, глубине символизма и актерской игры. Сказать, что в этом есть чья-то конкретная вина, нельзя. Режиссер Фрэнсис Лоуренс, ответственный и за оригинальные фильмы, например, оказался явным заложником ситуации. Как минимум потому, что в «Балладе о змеях и певчих птицах» недостаточно экшена для того, чтобы кино получилось таким же зрелищным, как картины с Дженнифер Лоуренс. Вместо продуманного пространства со смертоносными ловушками здесь – всего лишь полуразрушенная бетонная арена.

Впрочем, на количество смертей это никак не влияет, да и внешние угрозы активизируются почти сразу – свой ход делают и мятежники, и правительственные силы, уязвленные брешью в системе безопасности. Но былого градуса драматизма нет и в помине: сколько бы молодой Корио (Том Блит), потомок знатного, но разорившегося рода, ни твердил о важности личного бренда, ни один из трибутов не вызывает хотя бы элементарного сопереживания. Соперники из дистриктов не запоминаются даже по внешним признакам и воспринимаются исключительно как пушечное мясо. А потому их мельтешение в кадре раздражает – зачем тратить время на то, чтобы показать уже предрешенный результат?

Если ознакомиться с первоисточником, становится понятно, почему так происходит. Во-первых, детально показать большое количество событий невозможно при самом раздутом хронометраже. Во-вторых, почти вся книга посвящена Кориолану Сноу, его мыслям и чувствам касательно тех, с кем его сталкивает жизнь.

В фильме эти размышления даны широкими мазками – они очевидны в контексте происходящего, считываются по глазам и выражению лица, но без нюансов. В романе же читатель узнает, что бедность давно укоренилась в его сознании, где вступила в неистовый бой с гордыней. Что тяжелым было не только детство Корио («Голодные игры», как и положено, начинаются с голода). Что презрение к неумеренности продиктовано близким знакомством с неприглядной стороной жизни. Что иллюзия контроля и склонность к навязчивым идеям – его губительные привычки, а напускная непринужденность призвана прикрыть страх и беспомощность. В конце концов, приличия сдерживают хаос. 

Разумеется, узнать настоящий характер героя легче, если знакомиться с его мыслями напрямую. Экран такой степени откровенности позволить не может: ключевые черты проступят и в кинообразе, но двойственность протагониста проявляется ярче, если понимать, между чем и чем он балансирует. Если ли в его мотивах что-то искреннее или все, что им движет, – это поиск выгоды и большие амбиции? С другой стороны, социальный камуфляж не означает бесчувственности, а смена формата помогает дольше держать интригу. В романе бесконечная оценка ситуации выдает змеиную натуру Сноу с первых же страниц, и только потом начинается трансформация его характера.

Что неудивительно: Кориолану всего 18 лет – он еще поддается эмоциям, остро нуждается в одобрении и испытывает приступы паники. А еще мыслит категориями победы и проигрыша – тактика, может быть, не самая худшая, но во всей красе обнажающая юношеский максимализм. Его понимание контроля тоже детское, да и выглядит Сноу так невинно, как будто сошел со страниц викторианского романа. Впрочем, в мире, где эмпатию считают радикализмом, романтизм развеется быстро.

Острый ум, принятые решения и жажда публичности делают Сноу действительно интересным подопытным – даром что «Баллада о змеях и певчих птицах» выглядит наполовину пособием по пиару (главная цель героя – вернуть зрителей к экрану), наполовину психологическим экспериментом. Сноу делает все, чтобы его подопечная выиграла, забывается в азарте, поддается на шантаж, получает жизненные уроки и даже сам выходит на арену.

Его возлюбленная здесь – всего лишь триггер, часть антуража. Как персонаж Люси Бэйрд, во всяком случае киношная, совершенно никчемна: в книге она очевидней ободряла своего ментора, когда он был на грани срыва. Здесь такие тонкости почти незаметны: флирт в ее исполнении выглядит неуместно, а в стремление выжить любой ценой поверить так же сложно, как и во фразу «Я – убийца». Единственные хорошие эпизоды с Люси – музыкальные: Рейчел Зеглер умеет петь, что она доказала еще в «Вестсайдской истории», и здесь ее голос с хрипотцой приходится как нельзя кстати. В программе – кантри-фолк и баллады, перетекающие в народный боевой клич.

Исполнение The Hanging Tree – конечно, чистый фансервис. Из этого же разряда розы, сойки-пересмешницы и эксцентричные персонажи второго плана. Особенно стоит отметить Джейсона Шварцмана, с обволакивающим очарованием играющего известного телеведущего. В числе других редких жемчужин – ретрофутуризм и вспышки моральной двойственности, вроде повисшего в воздухе вопроса о том, убийство или милосердие только что произошло на глазах тысяч зрителей. А вот сдержанная ирония – авторская в том числе – куда-то запропастилась. 

Кроме того, для дорогостоящего проекта в «Балладе» слишком много небрежностей – от постоянно меняющегося цвета бровей Сноу до условных кочевников и вчерашних школьников, которые таковыми не выглядят. Да и про полученные травмы герои забывают мгновенно – в конце концов, за 2,5 часа (сами соревнования при этом занимают треть экранного времени) им предстоит столько сделать, что на такие мелочи действительно грешно обращать внимание.

Что же, на фоне засилья всевозможных игр – от «Престолов» до тех, что «в кальмара», – экранные «Голодные игры» заметно поиздержались. В книге, помимо цитат Локка, Гоббса и Руссо, все еще можно найти любопытные идеи. И пусть поданы они не слишком изобретательно, некоторые вещи про природу зла, привилегированность, удачу и умение идти на жертвы они все-таки проясняют. К сожалению, их концептуальное воплощение явно требует иной, чем голливудский эпик, формы.