Валерия Гай Германика: «Я занята мыслями, как снять шедевр»

Валерия Гай Германика – одна из самых ярких и неоднозначных фигур современного российского кинематографа. Все ее проекты – бурные дискуссии, восхищение или критика, потому что равнодушным они не оставляют никого. Режиссер, сценарист и продюсер, Германика экспериментирует с жанрами и темами, меняя ландшафт российского кино. Но серьезно изменилась и сама Валерия. 

В юности вы хотели посвятить свою жизнь собакам. Почему не сложилось?

— Я попробовала поучиться в Тимирязевской академии на вечернем отделении, но поскольку у меня не было базового школьного образования, продолжить обучение не смогла. На самом деле этологии (наука о поведении животных, – КР) не может быть без биологии. Но с точными науками у меня не складывалось, и мама настаивала на том, что мне надо заниматься творческими профессиями.

И как же из всех видов творчества выбор пал на кино?

— Когда мне было 12 лет, мама однажды принесла домой коробку с камерой и отдала мне со словами: «Развивайся, снимай». И я реально стала очень много снимать, освоила и другую технику. Научилась записывать клипы с MTV, снимать саму себя, потом все это задействовать в аналоговом монтаже. То есть я сама додумалась, как в принципе монтировать. И снимала, снимала, снимала, экспериментировала.

Тогда понятно, почему режиссура, а не журналистика, например…

— Я начала ею заниматься в Университете Натальи Нестеровой. Потом там же ходила на религиоведение, другие факультеты. И как-то случайно попала на лекцию Марины Разбежкиной (сценарист, режиссер и продюсер, – КР). Она много говорила про кино, а потом начала спрашивать у аудитории какие-то личные вещи – как мы представляем себе одиночество, например. И тогда стало интересно. Оказалось, что все эти состояния и эмоции можно снимать. Я осталась на этом факультете, пока Разбежкина не ушла в Школу кино и телевидения «Интерньюс» и не забрала меня с собой.

Недавно вы сказали, что выбираете актеров, которые со своей психофизикой и органикой встроятся в персонажа. А как вы это понимаете, учитывая, что в ваших картинах часто играют непрофессиональные актеры – музыканты, рестораторы, ведущие?

— Так это я и говорила про них. Профессиональный актер – он многоразовый, а я имела в виду именно типажи. А так не знаю, как происходит. Я просто смотрю на человека и понимаю, что это вот он – тот самый.

Доверяете интуиции?

— Конечно. Я всегда только на этом двигаюсь и в жизни, и в работе.

Интуиция идет нога в ногу с чувствительностью. Стоит ли выпускать эмоции или держать их в себе?

— От эмоций нельзя отгораживаться, их нельзя обижать и запирать. Если это делать, то в теле появятся неврозы или болезни. Если меня что-то бесит, я могу сказать об этом прямо и не строить из себя хорошего человека. Это отличное умение, правда. Может, это и причиняет дискомфорт другим, но психике важно освобождать эмоции.

А как у вас с эмпатией? Без нее сложно сопереживать героям фильма.

— Я как раз не по этой части. Конечно, у меня есть эмпатия, но я, например, очень эгоцентрична и при этом чувствительна. То есть я могу сама почувствовать то, что персонаж чувствует, и объяснить это актеру, и передать ему это чувство, и заразить его этим. Как проводник я неплохо работаю. Но все-таки не уверена, что чувствительность связана с эмпатией. Это скорее какое-то милосердие, доброта.

С какими эмоциями вы и ваша команда создавали новый сезон «Обоюдного согласия»? 

— Поскольку у меня команда постоянная, а я требую глубокого погружения, то заметила, что у нас выработался очень хороший рефлекс отстранения. То есть даже когда я говорю: «Ребята, заткнитесь, у нас тут драматичная сцена», они все равно умеют отстраниться. Люди не хотят сталкиваться с чем-то страшным, погружаться во что-то очень сложное. И конечно, срабатывает инстинкт вытеснения. У меня еще папа умер во время этого проекта, и мне было очень плохо. Я, честно говоря, даже половину не помню, как снимала. Поэтому рада была, когда все закончилось. У нас все проекты сложные, и когда они заканчиваются, наступает чувство облегчения.

Сериал выходит на Первом канале, хотя он 18+…

— Я видела «Обоюдное согласие» гораздо жестче, да и продюсеры вырезали несколько сцен. Сейчас, когда выходят мои фильмы, люди часто пишут, что Германика уже не та и ничего шокирующего не снимает. Но это вопрос ко времени, а не ко мне. Я могу, конечно, снять все что угодно, но это никто не покажет. И слава богу, что мне в принципе разрешают показывать то, что я снимаю. На самом деле во мне больше страсти, чем я сейчас могу показать в проектах.

Как вы готовитесь к проектам?

Когда была студенткой, я смотрела много фильмов – это было частью обучения. Я тогда этим действительно увлекалась. Сейчас тоже слежу за тем, что из новинок выходит. Но думаю, что не обязательно смотреть кино, чтобы передать эмоции. Мне, например, книги помогают или люди. У меня привычка документалиста – все видеть, замечать и запоминать. В кино, кстати, помогает работа с животными. Вот так прочтешь Конрада Лоренца (зоолог и зоопсихолог, один из основоположников этологии, лауреат Нобелевской премии по физиологии, – КР), позанимаешься чуть-чуть этологией, и тебе с актером проще работать. То есть какие-то схемы я оттуда беру. Благодаря этому тонкости психики больше проясняются. В юности я много ходила по выставкам и музеям с подругой. Мы их обсуждали, дискутировали, даже плакали иногда. Сейчас, когда я чувствую нехватку вдохновения, могу тоже на выставку сходить, книги почитать, уехать за город. Там можно понаблюдать за животными, за природой, за сменой времен года, которые навевают мысли о цикличности бытия. Большая луна, которая висит в небе, очень, кстати, психически влияет на меня.

Что дает вам силы на все то, что вы делаете? Не только снимать фильмы и клипы, но и вести проект «Лера в большом городе», создавать ювелирные изделия?

— Я просто делаю то, что мне нравится. Если перестает – не делаю. Интуиция всегда подсказывает. Если кто-то скажет, что мне можно ничего не делать, а только отдыхать, ходить в салоны красоты – я смогу. (Смеется.) Я не такая продуктивная, как некоторые мои знакомые трудоголики. Сейчас такая тенденция: женщины друг перед другом хвастаются, как они много работают, что их на скорой с работы увозят. И они верят, что это круто. А если едут на отдых, то пишут мне сообщения: «Я деградирую на море». То есть им кажется, что отдых — это плохо. Я бы могла, наверное, быть как они, но мне очень нравится пойти погулять с собакой, посмотреть на закат, посидеть, подумать, в одну точку посмотреть. Такой вот у меня ритм. Это совсем неплохо. Это очень на самом деле вдохновляет. Еще дети очень смешные. Пока человек много работает, он не видит, как растет и развивается его ребенок. Я вот все думаю, как передать в кино это ощущение детства – как у Казакова в рассказе «Во сне ты горько плакал» про его маленького сына. Как мне передать такие вещи, чтобы человек все почувствовал? В общем, я занята мыслями, как снять шедевр. Эти мысли гораздо лучше и важнее, чем все успевать.

Чаще можно услышать, что приходится какими-то своими целями и мечтаниями жертвовать ради детей. Можно ли обойтись без самопожертвования?

— У каждого своя степень жертвенности. Передо мной такого вопроса никогда не стояло. Когда я первый раз была беременна, мне говорили, что это несовместимо с кино. Но я не знаю, почему так говорили, у меня все дети (16-летняя Октавия, 8-летняя Северина и 4-летний Август, – КР) выросли в кино. Если я куда-то еду – на работу или на отдых, то беру их с собой. Мне нечем жертвовать, потому что у меня все органично, мне хочется просто отдавать и вкладывать. Да и работы у меня такой нет, чтобы ею жертвовать. Может, если бы я была космонавткой или капитаншей дальнего плавания, передо мной стоял бы выбор – работа или дети. Тогда я бы пожертвовала работой. Или брала бы детей с собой. (Смеется.) Мне кажется, что чем больше детей, тем лучше. Это хорошо, правильно, интересно и не скучно. Я бы еще хотела много детей. Мне даже кажется, что я завожу животных как детей и бизнесы. Мне нравится изобилие. Все работает, движется, бегает, хрюкает, мяукает. Бытует мнение, что люди, у которых есть семь котов, просто сумасшедшие и несчастные. Но никому не приходит в голову, что можно завести их от изобилия, от того, что у тебя большой дом, от того, что ты просто можешь себе это позволить и дать этим котам любовь и заботу. Если у вас есть больше, чем вы можете дать, не делайте забор выше, а делайте стол шире. Мне такая концепция интересна.

А с самой собой наедине вам комфортно находиться?

— Да, очень. Я полюбила быть одна. Побыть в тишине – мне это надо. Я могу сказать об этом детям, и они поймут, или я могу пойти гулять одна или с тем, кто просто молчит. Потому что мне важен этот контрапункт, вдох-выдох. Я очень люблю чувство ритма. Я его изучаю в слове, в монтаже, во всем. И в жизни он тоже важен.

… Полностью читайте интервью в октябрьском номере журнала «КиноРепортер»