Сбивчивое, но трогательное драмеди о столкновении модного зумера с неопрятной реальностью.
Наивный мажор Мот (Марк Эйдельштейн) думать не думал о конце света, пока тот не нагрянул, откуда не ждали – горе-папаша вдруг заявляет, что уходит от его столь же наивной матери к барышне помоложе. Преисполненный отчаяния и рвения добиться призрачной справедливости, Мот идет на непредвиденный бунт и притаскивает погреться у очага убитую горем бездомную (Дарья Екамасова), что держится тише воды, ниже травы и везде таскает с собой потрепанного плюшевого медведя. Только вот что делать дальше – с гостьей и обломками прежде эталонной семьи – Мот не знает.
Инди-умелец Шон Бэйкер, сдается, и представить не мог, что своим смелым кастинг-решением предречет новую моду в российском кино. И пусть след «Аноры» уже давно простыл, рядом с проектами, в которые шустро залетает Марк Эйдельштейн, все еще зачастую оказывается и статная Дарья Екамасова. Взять хотя бы эклектичный многосерийный артхаус «Путешествие на солнце и обратно», амбициозный сай-фай «Космос засыпает» и, наконец, многострадальное драмеди киностудии «Ленфильм» о всесторонней нехватке дома. Воссоединил каннскую парочку Юрий Зайцев, звезда вертикальных видео и обладатель «Золотого орла» за коротыш «Материя», впервые ступивший на полнометражную землю.
Зашел в игру он, мягко говоря, тяжелой поступью – лента, основанная на одноименной пьесе Анастасии Букреевой, пережила немало версий сценария и настоящий производственный ад. А пост-продакшен завершили – причем, по словам создателей, не в полном объеме – силами краудфандинга. Что, как ни парадоксально, лишь подкрепляет главный посыл «Ганди» о мощи взаимоподдержки, на которой зиждется благосостояние человечества. Ведь Зайцев на пару с Эйдельштейном, разгуливающим в кадре с лозунгом humanism is my religion на кепке, подводит зрителя к вечной, как мир, истине: протянуть руку слабому – это и есть настоящая сила.
Путешествие Мота к новым моральным ориентирам, что закономерно уподобляется взрослению героя, стартует из точки, где вершиной пирамиды потребностей видится все гламурное и вырвиглазное. И речь не столько о люксовом гардеробе семейки на грани нервного срыва, сколько о визуальном оформлении экспозиции – на арену выходят мимолетные репризы разной степени изобретательности, клиповые монтажные склейки, хаотичные рисованные вставки, наложенные поверх динамичного знакомства с действующими лицами, и пульсирующие титры а-ля Гаспар Ноэ, исполненные в десятке трендовых шрифтов. А также, что самое любопытное, бесчисленные сломы четвертой стены, в которых оленьи глаза бросающегося на амбразуру наследника вопрошают, как же склеить разбитое корыто.
Выглядит это техническое безумие модно и молодежно, но к концу первого акта начинает утомлять. Однако визуал мужает на глазах вместе с Мотом – на смену TikTok-гротеску приходят вдумчивые статичные кадры, а цвета становятся заметно мягче и глубже. В наблюдениях за внешними метаморфозами «Ганди» особенно завораживают те сцены, что разворачиваются в заброшенном ДК. В оптике Зайцева неэстетичные развалины превращаются в лиминальное пространство с обволакивающим золотисто-янтарным освещением, созвучным, к слову, цветовой гамме сериала Романа Михайлова. Пространство мечты и надежды, в обветшалых стенах которого будто и правда возможны чудеса вроде единения душ из полярных миров.
В то же время не столь очевидна трансформация самого Мота, ближе к развязке меняющего кичливый лонгслив Vetements и ту самую кепку, что наверняка таскал, не особо вникая в смысл надписи, на скромную школьную форму. Марк, частенько перевоплощающийся в богатеньких Ричи, не способных доковылять до арки искупления, становится более сдержанным в своем отыгрыше, если бы только при всей скомканности сценарного портрета его персонажа эти перемены не напоминали deus ex machina. От приторности финального аккорда истории о князьке, от отчаяния познающего грязь земную, возникает нешуточный когнитивный диссонанс, что только подкрепляется строгостью его формы.
Тем не менее «Ганди» все еще отлично работает в жанре остросоциальной драмы, которая не замалчивает проблемы обездоленных. Наблюдения авторов за поведением реальных бездомных явно пошли на пользу достоверности их экранной репрезентации. В чем очевидны старания блистательной Екамасовой, практически без слов, лишь микроэкспрессией стеклянных глаз рассказывающей о грузе трагедии на шее ее героини. А также Анастасии Красовской, бойко шагающей по свалкам под звон домофонных ключей на поясе, и колоритного Олега Гаркуши, что появляется в предательски коротком, но незабываемом камео авторитета ночлежки. Цитируя Мота, с такими душевными оборванцами и впрямь «веселее, чем с предками».
В своем дебюте Зайцев, бесспорно, многовато морализирует, но при этом из его рупора доносятся нравоучения не самого банального толка. Среди прочего, постановщик предлагает поразмышлять о превратностях не только внешней, но и внутренней бездомности, что есть голод по милосердию в якобы тепличных семейных условиях. «Ганди молчал по субботам» предлагает повзрослеть как не нюхавшим пороха деткам, так и их родителям, забывающим азы человечности в погоне за статусом, второй молодостью и безвкусными атрибутами успеха. Тогда как брошенные на произвол судьбы юнцы, словно уличные бродяги, слоняются из угла в угол в поиске обыкновенного признания. И порой находят тепло очага в других – шокирующих и нередко опасных для жизни – местах.
Комментарии