«Гамлет in Moscow» Константина Богомолова: Суета вокруг могилы

Ждать от Константина Богомолова канонической постановки «Гамлета» после его «Карамазовых» и других вариаций на тему классики было бы странно. Да и название спектакля не оставляет никаких сомнений: как минимум смена локации (а вероятнее всего, и времени) нам гарантирована. Так оно и есть.

Спектакль начинается с того, что Клавдий (Валерий Горин), говорящий с карикатурным еврейским акцентом, консультируется с раввином по поводу того, как ему жениться на Гертруде (Анастасия Ильинская), чтобы его не осудила община. И проблема не в том, что невеста – вдова его только что умершего брата, московского олигарха Гамлетмана (Евгений Перевалов), которого он, по сути, убил, отключив от ИВЛ. Просто она русская.

Между тем из Лондона возвращается сын убиенного Гамлет (Александр Шумский), подзабывший за 7 лет, что там прожил, родной русский и сменивший еврейский прононс на гипертрофированный английский. Парень стал на чужбине актером и не успел на похороны отца, потому что готовился к премьере спектакля самого Питера Брука.

Гамлет не мучим какими-то особыми терзаниями, его не сильно волнует союз Клавдия и Гертруды. Единственное, чем он реально озабочен, – как бы затащить в постель актриску (Александра Ребенок), которая когда-то стала его первой женщиной, да свалить обратно в Лондон. Тем более что отец ему является постоянно и мало походит на призрак.

Господин Гамлетман в красном спортивном костюме выскакивает из могилы – инфернальной дыры в центре сцены, вокруг которой герои нарезают круги на протяжении всех двух часов действия, – как чертик из табакерки, и для мертвого он слишком витален. Призрак с аппетитом поедает свиную нарезку (в аду можно и еврею!), громко совокупляется прямо в могиле все с той же актриской и не менее громко портит воздух.

Еще более колоритные персонажи – Полоний (Игорь Миркурбанов) и его дети Офелия (Василиса Перелыгина) и Лаэрт (Максим Шуткин). Они… таджики – в соответствующих одеяниях и с соответствующей речью. Полоний – домашний деспот и киллер, а Лаэрт работает в Яндекс.Доставке.

Спектакль разбит на три действия по 40 минут с двумя внушительными антрактами, во время которых в фойе продолжается представление – еврейская свадьба Клавдия и Гертруды с распеванием «Шалом алейхем» играется именно там. И необычность сценического решения этим не ограничивается.

Так, зрители сидят не только в зале, но и в задней части сцены, из-за чего почти все сцены выстроены с расчетом, чтобы актеры были развернуты в профиль и к тем, и к тем. Задача, в общем, непростая, если помнить, что сцена маленькая, а в ее центре зияет могила как постоянное напоминание о «виновнике торжества». Ну а над сценой натянуты два огромных экрана, на которые в реальном времени выводятся лица актеров, фиксирующие детально их слова и мимику.

Богомолов – как режиссер и автор инсценировки – умело перемешивает всем известный сюжет с откровенными гэгами, заставляющими зрителей смеяться в голос. В ход идут и слова, и песни, и немудреный реквизит, и все те же экраны. Режиссер от души хулиганит, наводняя спектакль приемами, восходящими к площадному искусству далеких столетий, где главным было – говоря о серьезном, развлекать публику. Под соусом разбитной комедии Богомолов готовит многослойный пирог: одним хватит и того, что на поверхности, а другие копнут глубже и продегустируют смысловые посылы.

Датский принц как влитой смотрится в личине типичного обитателя Патриков, где, кстати, театр и расположился. «Русский мажор», как называет его Клавдий, Гамлет – привыкший жить на всем готовом, великовозрастный инфантил с отсутствием принципов и полным непониманием, чего он хочет от жизни. Шекспир потому и велик, что его сюжеты вечны, и люди не меняются. Принц датский или московский представитель золотой молодежи – какая разница? Ничто не ново в подлунном мире.

Однако наряду с вечным в спектакле масса и сиюминутного – внутрииндустриальные отсылки, отработка внешнеполитических новостей и чуть ли не сетевых мемов – того, что вызывает бурный отклик здесь и сейчас, но едва ли будет так уж актуально даже через несколько лет. Уж не говоря об именах реальных критиков, которыми наградил своих персонажей Богомолов, – их и не вспомнили бы, если бы не внимание режиссера. Впрочем, и это тоже работает на месседж постановки: многие сегодняшние «важные люди» и их «важные вопросы» на фоне вечных ценностей превращаются в комичное ничто.

Нельзя не отметить и еще один нюанс. Может показаться, что в «Гамлете in Moscow» вообще не осталось ничего от канона. Но это не так. Удивительным образом в него вплетены даже знакомые всем строчки в великом переводе Пастернака. Хотя и не всегда дословные, как у героини Александры Ребенок, вопрошающей: «Дать или не дать? Вот в чем вопрос…» Наличествуют и оммажи известным постановкам. Например, Гамлет в одной из сцен явно имитирует рык Владимира Высоцкого с его культовой версией принца датского в Театре на Таганке.

И все же это не Шекспир. Это Богомолов. И конечно, его имя (а вовсе не Шекспир или Достоевский) – главная вывеска, узнаваемый стиль, почерк, у которого есть своя аудитория. И уж ее «Гамлет in Moscow» разочаровать точно не сможет.