Убийца голубых кровей: Дракула и его невероятные экранные метаморфозы

Готический образ, скроенный ирландцем Брэмом Стокером из легенд о властном румынском князе Владе Цепеше еще в конце XIX века, не только положил начало всеобщей вампиромании, но и в итоге обрел невероятную популярность в фильмах и сериалах. Не вдаваясь в критический анализ крови, выпитой Дракулами разных мастей за почти вековую его историю, «КиноРепортер» познакомился со всеми его инкарнациями и поразмышлял о метаморфозах клыкастого вампира-одиночки на экране.

Оригинал

В пронизанном тягучим саспенсом первоисточнике далекого 1897 года Брэм Стокер рисовал графа худым стариком с длинными седыми усами, точеными ушами, костлявыми пальцами и подозрительно острыми зубами. Не менее подозрительно вампир, именуемый автором причудливым словом носферату (от румынского nesuferitul – «несносный», «неумирающий»), молодеет после каждой кровавой трапезы и говорит на английском безо всякого акцента.

Больше всего Дракула гордится своей идеальной родословной, почетным титулом и величественным замком, стоящим в отдалении от всего мирского и крестьянского, ему предельно чуждого.

Черные, как ночь, облачения, холодный стальной взгляд и аристократическая бледность дополняют образ дворянина не от мира сего, пусть его животная природа и рьяно рвется наружу. Ведь ладони господина покрыты густым волосяным покровом, а первоначальная любезность по отношению к редким гостям довольно скоро сменяется хищной агрессией и импульсивностью не то исполненного жаждой крови зверя, не то ангела смерти.

Монстр

Первой сохранившейся до наших дней экранизацией «Дракулы (немые венгерская и русская версии, увы, бесследно утеряны), а то и первым ужастиком в истории мирового кинематографа называют ленту «Носферату, симфония ужаса» немца Фридриха Вильгельма Мурнау. Ввиду того, что постановщик потерпел неудачу в переговорах с неуступчивой вдовой Стокера, он самостоятельно переработал оригинал и в 1922 году представил пусть и схожий с каноном образ Дракулы (вынужденно ставшего графом Орлоком), но все же явно подрастерявший книжную стать и человечность.

Какие только слухи не ходили про Макса Шрека, примерившего на себя острые клыки вурдалака, – актер, мол, был настолько уродлив, что для роли ему не понадобился грим. А некоторые современники и вовсе были убеждены в его вампирском происхождении. На деле грим и одежда для злодея готовились специально. Лицо Шрека (не путать с небезызвестным огром с болота) искусственно вытянули, выбелили и лишили его шевелюры, взамен надели заостренные накладки на пальцы, уши и зубы. Одели Орлока в иссиня-черный двубортный сюртук, который как нельзя лучше сочетался с темными кругами под стеклянными глазами и с угловатыми движениями.

В оптике Мурнау Дракула напоминал грозного демона мертвецкого вида, в кадре не моргавшего и до смерти боявшегося солнечного света (потом эту фишку напропалую будут эксплуатировать художники в «ужасном» жанре). От аристократичной осанки и радушия не осталось ничего – монстр намеренно и однозначно жесток и опасен и, по крайней мере на первый взгляд, любви не ведает. Жадное до кровушки чудовище спустя полвека воплотил на экране и Клаус Кински, чьему носферату тем не менее были не чужды вполне мирские печаль и саморефлексия. Ленту-оммаж «Носферату: Призрак ночи» (1979) снял Вернер Херцог, страстный поклонник как Мурнау, так и Стокера.

Дракула Кински был вроде как списан с той самой первой итерации – все тот же пугающий лысый череп, клиновидные когти и заточенные клыки. Но в действительности вампир с вдумчивым взглядом даже во внешней фактуре отходил от шрековского воплощения – вместо сюртука появилась плавно струящаяся мантия и ботинки на платформе для пущей грозности и оторванности от земли. Глаза Кински подвели уже драматичным темно-фиолетовым для пущей трагичности образа графа, которого Херцог наделил мученической усталостью и потерянностью в своем бессмысленном бессмертии.

Элегантность

Американский взгляд на облик вечно голодного дворянина решительно шел в разрез с суровым европейским представлением о вампире как о твари, в дряхлом теле которой укрыта квинтэссенция зла. Антагонист Тода Браунинга, адаптировавшего «Дракулу» (1931) по мотивам одноименной бродвейской постановки, все еще выглядит как вполне обычный человек, который не может похвастаться острыми зубками или выдающимися ушками. Никак нет – легендарный персонаж, мастерски исполненный театралом Белой Лугоши, внешне был сильно приближен к видному аристократу из книги. Пусть и остался брюнетом средних лет, а не седовласым стариком.

Все дело в том, что создатели практически полностью отказались от пластического грима, вверяя нагнетание жути инфернально-харизматичному Лугоши. Который, будучи эмигрантом из Венгрии, неосознанно добавил к амплуа кровопийцы восточноевропейский акцент, нынче, видимо, по эффекту Манделы нередко воспринимаемый как каноничная изюминка древнего трансильванского зла. Его Дракула обходителен, величав и настолько убедителен в своей человечности, что запросто мог бы десятилетиями появляться на светских раутах, не вызывая подозрений. Редкая стать и становится его главным оружием против невинных и обреченных, что сначала проникаются обаянием мистера Д, а затем обнаруживают себя в цепких лапах непобедимого зверя.

Дополнял утонченный образ бессмертного графа и изысканный гардероб: белоснежная немнущаяся рубашка, идеально скроенный фрак и плащ-накидка с роскошной шелковой подкладкой, непринужденным взмахом рук актера превращавшийся в крылья летучей мыши. Плащ впоследствии стал неотъемлемым элементом одеяний множества экранных вампиров, могучих лордов, прячущих в своих замках зловещие древности, а также других злюк и их приспешников. Кого до самой смерти был вынужден играть некогда король крика Лугоши, которого и похоронили в черном вампирском плаще.

Сексуальность

Совместить, казалось бы, несовместимые черты предыдущих Дракул – джентльменскую грацию Лугоши и чудовищную мрачность Шрека и Кински – неожиданно успешно сумел сэр Кристофер Ли, ко всему прочему продемонстрировавший в кадре чувственность на грани фола, прежде не виданную в киноадаптациях Стокера. В уже цветном «Дракуле» (1958) британского хоррор-энтузиаста Теренса Фишера и студии Hammer Films на передний план вышел эротизм, впрочем, легко находящийся на страницах классики Стокера, но отчаянно скрываемый киноделами в прежние более консервативные годы.

Ли же, по его собственному признанию, намеренно игнорировавший старые экранизации и опиравшийся исключительно на первоисточник, подчеркивал сексапильность графа и его неугомонную страсть к крови прелестных молоденьких девушек. В процессе убиения те подчинялись вампиру так, словно вступали с ним в пылкий половый акт. При всей безудержной сексуальной энергии его Дракула все еще внушал ужас – на помощь актеру приходили накладные клыки, красные линзы и фирменное животное шипение, также прочно закрепившееся за вампирами в кино и не только. Вкупе с узнаваемым плащом, украшенным кроваво-красным подкладом, и строго убранными назад волосами с робко пробивающейся сединой.

Хоть фильм и подвергся критике традиционалистов и цензуре во множестве стран, тренд он задал бешено популярный и, что самое главное, прибыльный. Помимо Ли, позже облачавшегося в наряд Дракулы еще с десяток раз, в сторону сексуализации образа замкового маньяка смело пошли и неотразимый Удо Кир на пару не абы с кем, а с продюсером Энди Уорхолом в ужастике «Кровь для Дракулы» (1974), хорошенько так потрясшем европейскую публику, и брутальный Фрэнк Ланджелла в чувственной, но все еще жутковатой мелодраме «Дракула» (1979). И даже голливудский секс-символ недавнего прошлого Джерард Батлер в весьма радикальном фэнтези «Дракула 2000» (2000). Сдается, что совсем скоро в их ряды вступит и бессоновский носферату Калеб Лэндри Джонс, ввиду своего манящего страшно-прекрасного типажа источающий томные флюиды.

Многогранность

Собрать воедино все ипостаси культового вампира – беспощадный монстр, герой-любовник и обреченный на забвение изгой – решился виртуоз Фрэнсис Форд Коппола. Откинув разошедшуюся в тираж чрезмерную сексуальность и подойдя к адаптации с необходимым для стокеровского текста чувством сострадания к несчастному графу, постановщик подарил нам самую чуткую и вместе с этим самую близкую к оригиналу киноверсию. Что было бы невозможно осуществить без бесконечного таланта Гари Олдмана, на пару с Копполой вдохнувшего в древнее тело вампира глубокий трагизм, прозаичную мотивированность, великий дар любви и совсем не пошлую чувственность.

Недаром в копилке их «Дракулы» (1992) значатся «Оскары» за лучший грим и костюмы: японка Эйко Исиока, возглавившая «нарядную» команду фильма, разработала визуальный код, который грамотно подсвечивал все этапы болезненной трансформации графа и радикально отличался от всех предыдущих, казалось бы, нерушимых представлений о внешнем виде Дракулы. В ленте Копполы не найти ни одного черного плаща или вставного клыка. Зато найдутся красные доспехи в восточном стиле, шлем в виде головы волка, изящный викторианский костюм в благородном сером исполнении, дополненный стимпанковскими очками, и даже золотая ряса с принтом, напоминающим «Поцелуй» Густава Климта.

Весь этот пестрый калейдоскоп образов – вместе с меняющимися от сцены к сцене пластикой и прическами Олдмана – в разные моменты повествования отражал диаметрально противоположные состояния, в которых обнаруживал себя герой. И вызывал у зрителя соответствующий калейдоскоп эмоций от страха и омерзения до сочувствия и восхищения. Дракула тут то молодеет, то стареет, то расплывается в переживаниях и тоске по Той Самой, то яростно свирепеет и пускается во все тяжкие. Именно из-за объемности портрета то ли монстра, то ли запутавшегося в себе и своих травмах бедолаги эту инкарнацию частенько называют лучшим киновампиром всех времен и народов.

Ирония

Вскоре после убийственно успешного хита Копполы на свет появилась комедия «Дракула: Мертвый и довольный» (1995), что разом высмеяла все знаковые экранизации Стокера. Отложив в сторону свой голый пистолет, блистательный Лесли Нильсен с энтузиазмом нарядился в уже классический для жанра плащ с алой подкладкой и накрахмаленную сорочку. Завершив образ прической в стиле театра кабуки, как у олдмановского вурдалака. А чтобы точно никто из Дракул-мастодонтов не остался без внимания, постановщик Мэл Брукс подговорил Нильсена поглумиться (только с любовью и никак иначе) над акцентом Лугоши и хищнически пошипеть, как это когда-то делал Ли.

Над лысыми героями Шрека и Кински поиронизировал уже Эдмунд Элиас Меридж, предложивший на суд фанатов классического «Носферату» свою юмористическую конспирологию о якобы окутанной мистикой истории его создания. В по-доброму дурацкой «Тени вампира» (2000) практически неузнаваемый Уиллем Дефо перевоплотился в яйцеголового костлявого монстра с наращенными когтями и острым носом, который своими намеренно нелепыми механическими движениями путал карты здешнему Мурнау в исполнении Джона Малковича и доводил публику до истерик – то ли от страха, то ли от смеха.

Бодрее всех по современной поп-культуре прошагали несравненно добрые и душевные инкарнации Дракулы. Практически безобидные, но, конечно, не всегда и не со всеми. Ведь если в народном мультфильме «Монстры на каникулах» (2012) граф-вегетарианец с голосом Адама Сэндлера разве что стращает свою дочку надоедливой гиперопекой, а Граф Знак из «Улицы Сезам» вместо крови одержим только цифрами, то Владислав из «Реальных упырей» (2014), сыгранный Джемейном Клементом, людей все еще убивает, но грозную силу уже никак из себя представлять не может – его терзают самые настоящие людские проблемы вроде неуверенности в себе, бытовухи и неловкости в общении с бывшими. И все эти добряки, вопреки устоявшемуся вампирскому канону, ни напугать, ни соблазнить аудиторию не стремятся, а жаждут лишь только ее как следует насмешить.

Гламур

Помимо хитовых «Упырей», производились и другие не менее любопытные попытки релоцировать Дракулу из средневекового замка в городские ландшафты. В числе прочего, например, в одноименном сериале 2013 года графа, сыгранного красавчиком Джонатаном Ризом Майерсом, отправили в командировку в викторианский Лондон, где жили и не тужили слишком много врагов из его прошлого. И где титулованной особе можно было одеться по последнему писку тогдашней моды – здесь Дракулу заметно огламурили, нарядив в довольно скучные винтажные костюмчики по фигуре, в которых тем не менее на него успели засмотреться немало красоток.

На кого вряд ли дамы смогли бы взглянуть без отвращения, так это на зубастого Николаса Кейджа из хоррор-комедии «Ренфилд» (2023) о противостоянии носферату и его обнаглевшего слуги, что решил пойти против господина. У режиссера Криса МакКея вампир, перенесенный уже в наши дни, сохранил свое отравленное злобой нутро, к которому в комплекте шли черные-пречерные шубы, высокие воротники и, естественно, клыки и когти. Но вместе с этим Дракула-Кейдж обнажил свою придурковатость и страсть к эпатажу, в подтверждение – аксессуары в стиле Дэвида Боуи и других экстравагантных рокеров. Не менее эпатажный и нелепо драматичный граф найдется и в фестивальном треше «Вампиры-зомби… из космоса» (2024), в этом году сразившем наповал придирчивую публику 47-го ММКФ.

Реалистичность

Сколько бы Дракулу ни вожделели и ни высмеивали в прошедшем столетии, в 2024 году в игру вступил Роберт Эггерс и одним лишь оброненным в экранный воздух заклятием вернул все к величественному началу. Сняв «Носферату», своеобразный ремейк нетленки Мурнау, где представил голодной до качественных испугов аудитории, вероятно, самую жуткую версию графа. Ради этого пришлось изрядно помучить Билла Скарсгарда, хоть тот еще со времен дилогии «Оно» привык часами сидеть в гримерке. На этот раз задачка перед ним стояла в разы сложнее – среди прочего увеличилось количество неудобных протезов, которые приходилось ежедневно примащивать к телу актера, – но и результат получился фантастический.

Отрицая сексуальные, благородные и еще хоть сколько-нибудь привлекательные черты стокеровского злодея, Эггерс заключил: Дракула – демон преклонных лет, представляющий собой омерзительный полуразложившийся труп, и никаких симпатий в его облике быть не может (интернет-публика все равно томно по нему вздыхала). Потому от Орлока и его обитого мехом и покрытого пылью пальто через экран разит мертвечиной, гнилью и вековой грязью. А чудные усы и чуб, добавившие персонажу маскулинности, появились оттого, что Эггерс лепил из него подлинного трансильванского дворянина образца XV века.

Девичьи воздыхания по трупного вида Орлоку возникли вовсе не из пустоты или из любви к отвратительному (хотя и такое, согласитесь, бывает), а благодаря тому, что тонко чувствующий своего персонажа Скарсгард настоял на том, чтобы добавить в его образ немного уязвимости. Последние капли которой, согласно его собственному восприятию оригинала, все еще не покинули дышащее на ладан тело вурдалака. Что особенно четко прослеживается в момент, когда им завладевает одержимость прелестной Элен (Лили Роуз-Депп), которая, сама того до конца не осознавая, проникается его восточнославянским шармом и в итоге жертвует своим молодым телом под гнетом орлоковских костей и если не томным, то как минимум сентиментально искренним взглядом исподлобья.

Достойные упоминания

• Уильям Маршалл в фэнтези-блэксплотейшене «Блакула» (1972) – первый афроамериканский Дракула.
• Доминик Перселл в боевике «Блэйд 3: Троица» (2004) – инфернальный демон без кожи, но с золотой цепочкой на шее.
• Ричард Роксбург в приключенческом фэнтези «Ван Хельсинг» (2004) – неуязвимый Дракула с неудержимыми отцовскими инстинктами.
• Алукард в хоррор-аниме «Хеллсинг» (2006) – зловещая икона стиля в элегантном костюме, шляпе и красном шейном платочке.
• Михаил Галустян в комедии «Дракулов» (2021) – самый неожиданный и самый сексуально озабоченный Дракула.