Куда приводят мечты: «Смерть Тузенбаха, или Подлинная история Ольги, Ирины и Маши» в Театре на Бронной

От Константина Богомолова принято ждать провокаций. Однако его новый спектакль подобным упованиям соответствует очень формально. Да, синопсис обещает «вампира-нациста Тузенбаха». Да, на стене затерянного в эстонской глуши дома, куда после революции переехала Ольга Прозорова (Дарья Жовнер) с мужем Карлом Фростом (Лера Горин), красуется портрет Адольфа Гитлера – жест настолько невероятный, что перед началом спектакля хочется подойти поближе к сцене и удостовериться в том, что это не обман зрения. Но «пороговый» шок-контент – лишь повод серьезно поговорить о шок-контенте совсем иного рода. И поговорить практически без тени улыбки, хотя обещанные отсылки к Тарантино в «Подлинной истории» на самом деле присутствуют.

Действие этой авторской пьесы, тщательно пересобранной Богомоловым из отрывков классики, исторических фактов и аллюзий на современность, как и чеховского оригинала, начинается с именин Ирины (Светлана Божатова) – не сестры, но одной из дочерей Ольги. Вместо 5 мая 1895 года – 24 сентября 1944-го, и в авторском прочтении этот день совпадает не только с годовщиной смерти ее отца, но и входом в Эстонию русских солдат. Немцы отступили накануне, и вопрос о том, чего ждать от тревожного настоящего сменился другим: чего ждать от не менее неясного будущего? Особенно после долгих лет оккупации, которая для одних обернулась прискорбным, но вынужденным соседством, а для других – вполне последовательным коллаборационизмом.

Довоенные детали биографии большого семейства – матери и ее почившего супруга, двух их дочерей, замужней Маши (Анастасия Морозюк) и Ирины, за которой ухаживает немец-барон (Евгений Перевалов), а также сына-врача (Сергей Городничий), женившегося на местной крестьянке, – не менее запутаны. Кто-то уехал на чужбину из-за обрушившихся прямо на них обломков империи. Кто-то, напротив, был принужден вернуться на малую родину, которую некогда променял на большие перспективы.

Родина здесь – принципиальное, основополагающее слово, и даже не в смысле тоски по утерянному прошлому, которая отчаянно примешивается к хандре о бессмысленном настоящем. Хотя и в этом смысле тоже – счастливые воспоминания камнем давят на всех уехавших, и выстраданная мечта о Москве с приходом Красной армии становится одновременно возможнее и невозможнее.

Начинается «Смерть Тузенбаха» с немецкого выговора и размеренно продолжается эстонским. На черном фоне исправно возникают субтитры, но как только герои переходят на русский, они послушно начинают работать в обратную сторону. Ирония в спектакле истощенная, почти механическая – как и действия мужчин, которые приходят и уходят, и женщин, которые остаются. На переутомление последних обращает внимание и контрразведчик Соленый (сам Константин Богомолов). «И всем надо улыбаться, да?» – ласково ободряет он растерянную Ирину, всем видом гарантируя спокойствие.

На этот раз иллюзия безопасности принимается на веру, хотя и всплывает в мире упорядоченного хаоса мрачно-ироничным маячком название Малиновки, где эстонец Паулюс (свободно управляющийся с непростым акцентом Никита Худяков), выросший сыном полка, повстречал свою невесту. Свадьбы не случилось – не выйдет и назначенной встречи «в шесть часов вечера после войны», но к безжалостности судьбы Соленый привык. Как и к спятившему времени, порождающему таких же спятивших людей.

Подобные анахронизмы («В шесть часов вечера…» вышел поздней осенью 1944-го, «Свадьба в Малиновке» – только в 1967-м) традиционно не стесняют постановщика. Напротив, добавляют ему явного азарта. Со звуковым сопровождением это тоже работает – трек Sincere из 2000-го создает удивительный резонанс с драматическим монологом Ольги. Ловко управляется Богомолов и с литературными референсами: от псевдонима, который взял брат покойного Карла Фроста (Богдан Жилин) – прямой отсылки к «Вишневому саду», до споров о монументальной фигуре Достоевского под наливку и холодец.

Слушать заявления сторон, облаченные в форму манифеста, увлекательно. И, кажется, безопасно – во всяком случае, из зрительного зала. Даже если третейским судьей выступает офицер СС (Марк Кондратьев). На любые вопросы он отвечает четко. До неловкости, заодно сбивающей любой моральный компас и вызывающей в зале неуверенные смешки – можно ли вообще над таким смеяться?

Но Богомолов-режиссер четко проводит черту допустимого, а Богомолов-актер берет на себя непростую задачу: сыграть олицетворение высшего суда. Неотвратимого, сурового – возмездие в последней инстанции, – но при этом не растерявшего человечности. Почти нежный цинизм в голосе Соленого в один момент разряжается подлинным (и соразмерно нецензурным) удивлением. В другой сменяется искренним сожалением. В его воле, принципах и методах, впрочем, сомневаться не приходится: след Ризе уже простыл, но майор ускользнувшего призрака непременно догонит и добьет – в привидение собственной матери стрелял и тут не промажет.

По Достоевскому, которого так часто вспоминают герои, остроумие не вяжется с правдой. Здесь же оно не вяжется с верой – и, возможно, именно оттого в «Смерти Тузенбаха» так мало злословия и так много сожалений, высказанных и затаенных. Смягчают градус напряжения и сентиментальные коллизии: тут есть любовь из жалости и любовь из страсти, любовь, побеждающая смерть, и любовь, так и не сумевшая ее одолеть. Осталась, хотя и весьма контурно, и дуэль между разведенными по разные стороны противниками, к которым дама их сердец, по крайней мере внешне, почти равнодушна – в силу возраста и обстоятельств.

Некоторые сентенции, которые произносят актеры, например: «Любовь – это бережно хранить не только тепло постели, но и ее холод», производят в зале мощный эффект. Но романтические байки неизбежно стираются под натиском реальности – какая именно половина в определении «вампир-нацист» страшнее, очевидно и без подсказок со стороны.

Карла Фроста в другом составе играет Константин Богомолов, Марию Фрост – Елена Степанян, барона Тузенбаха – Денис Бондаренко, Андрея Фроста – Иван Тарасов, Соленого – Никита Лукин и Рустам Ахмадеев.