«Бедные-несчастные»: Познаем мир с Йоргосом Лантимосом

В сети состоялся цифровой релиз нашумевшей фантасмагории Йоргоса Лантимоса «Бедные-несчастные». В ее анамнезе – эксцентричный сюжет о гениальном хирурге, пересадившем девушке-самоубийце мозг ее нерожденного ребенка, изуродованный Уиллем Дефо и Эмма Стоун в самых распутных сценах, которые вы только можете себе представить. В общем, набор достаточный, чтобы привлечь синефилов и отпугнуть тех, кто пожелал просто быть в тренде: на счету картины венецианский «Золотой лев», два «Золотых глобуса» и десять номинаций на «Оскара», так что за последние полгода вы точно о ней слышали.

Для того чтобы избежать первичного шока при просмотре, стоит иметь хотя бы минимальное представление о Йоргосе Лантимосе и греческой «странной волне», вдохновленной его дебютом. В противном случае велик шанс два с четвертью часа спотыкаться на шок-контенте – от трепанации черепа и анатомического театра до изуродованных внутренне или внешне персонажей, так и не добравшись до финала.

В «Бедных-несчастных» действительно много характерной для режиссера атрибутики. Есть и деформированная реальность (экспрессионизма еще не существует, но викторианский Лондон и декадентский Париж словно снимал Роберт Вине), и классический мотив подмены, и множество закрытых пространств. В них Беллу Бакстон (Эмма Стоун), которая заново открывает для себя мир, раз за разом пытаются загнать окружающие ее мужчины.

Названный отец Год (Уиллем Дефо) – ради чистоты затеянного им эксперимента. Жених Макс (Рами Юссеф) – из благих побуждений. Развратный любовник Дункан (восхитительно экспрессивный Марк Руффало) – от исступленного страха потерять контроль над ситуацией.

Из других примет – неестественность движений, механические диалоги и абсурдные ситуации, проистекающие из-за уникального положения Беллы. Ее физическая скованность никак не влияет на свободу духа и жажду знаний, она быстро учится и многое схватывает на лету. Но ее социальные навыки и моральные ориентиры не просто оставляют желать лучшего, они начисто отсутствуют. Именно поэтому героиню сложно заподозрить в намеренном бунтарстве – она не пытается подорвать устои или смутить собеседников за обеденным столом, а просто не знает, что можно делать, а что нельзя.

Постановщик буквально переизобретает свою любимую актрису – вместе они создали уже пять проектов. Каким бы подробным ни был сценарий, без четких указаний Лантимоса и отчаянной прилежности Стоун Белла не вышла бы столь неординарным персонажем. Дело не только в мимике, голосе или координации: весь облик героини аккумулирует каждое ее действие. Отсутствие самоконтроля сменяется видимостью подчинения, слабая эмпатия – эмоциональной вовлеченностью, детская тактика «сломать, чтобы посмотреть, что внутри» – бережным отношением к себе и другим.

Разумеется, импульсивность и непосредственность Бакстер в сочетании с яркой внешностью сводят с ума противоположный пол. И здесь начинается самое интересное: Белла, сама того не понимая, начинает зеркально отражать мужское поведение, порой доводя оппонентов до белого каления (особых высот в этом занятии добивается герой Руффало). Она ничего не знает про запреты и предрассудки: единственная правда для нее – слова Года. Но и их она со временем научится ставить под сомнение.

Бакстер ожидает равного к себе отношения, и совсем неудивительно, что в ее картину мира не вписывается мнимая аксиома «женщина должна». Более того, когда ее все-таки произносят вслух, в ней звучат императивные ноты и явное посягательство на свободу другого. Парадоксально, но именно из-за того, что Лантимос размывает социальную разницу между полами (тотальной серьезности в этом вопросе, впрочем, ждать не стоит), сам дискурс выходит за рамки стандартных фем-лозунгов. Ирония (грустная или нет – решать зрителю) заключается в том, что звучат они чаще всего в борделе, куда Белла попадает по своей воле.

К слову, в многочисленных постельных сценах, от которых актриса отказывалась почти всю карьеру, Стоун, подобно своей героине, демонстрирует обезоруживающие честность и смелость. И это, пожалуй, тот редкий случай, когда нагота действительно обусловлена сюжетом: этот способ познания мира вполне дополняет морской круиз с остановками в Лиссабоне (сладости и насилие) и Александрии (впечатляющий классовый разрыв, ведущий к самым печальным последствиям).

Что особенно удивляет, так это тональность финала, которую в фильмографии постановщика встречаешь нечасто. Да, традиционная для него эстетика никуда не девается, зато он прямо заявляет о том, что любой кризис можно преодолеть. Кроме того, вместо распада семейных связей в «Бедных-несчастных» – обретение таковых. Даже в стилизованной фантазии, полной причудливых приспособлений и разнообразного шок-контента, у молодой девушки находятся друзья, готовые не только поддержать ее, но и поделиться собственным опытом. А значит – и силами, чтобы примириться со своими переживаниями.

В этом смысле «Бедных-несчастных» можно назвать экспресс-курсом по взрослению: с одной стороны, ускоренному, с другой – вполне традиционному. Со всеми переходными точками – болезненной сепарацией, радостью первых открытий и эмоциональными потрясениями. И полезным напоминанием о том, что жизнь – это не только приятные впечатления: есть в ней кое-что еще, помимо секса, устриц и шампанского.