Как Баз Лурман нарушает правила

В то время как одни увлекаются минимализмом, мистер Лурман предпочитает размах: блестки, стразы, перья, кринолины, бахрома… Он намеренно выбирает китч и знает, как превратить фарс в эпическое действо. Но в каждой его картине остается место для какой-то трогательной, даже наивной искренности, любви, веры в чудо. Баз Лурман даже многократно пересмотревших фильм «Ромео + Джульетта» зрителей заставляет верить, что Джульетта все равно успеет очнуться до того, как Ромео выпьет яд.

Марк Энтони Лурман уже давно всем известен как Баз, хотя кличка эта появилась от школьных обидчиков, которые за кудрявые растрепанные волосы звали Марка Basil Brush (по другим данным, так парня в детстве называл отец). Он с 6 лет занимался бальными танцами, как его сестра и мать, а после окончания Национального института драматического искусства основал творческую группу.

Его The Six Years Old Company ставила оперы и мюзиклы, и парень не останавливался: на гонорар, полученный за роль в фильме «Зима наших надежд» (1981), он открыл The Bond Theatre Company, и взялся за серьезные постановки. Прославился Баз в 1990-м, когда представил собственную версию «Богемы» Пуччини. Постановка шла в Сиднейском оперном театре в течение 6 лет, но в 1996 году Лурман уже был известным кинорежиссером – и в театр вернулся, лишь чтобы адаптировать собственные проекты…

Упражнялся режиссер на мелодраме «Танцы без правил» (1992): костюмы в ней были продолжением характеров, а китчевость стала главной характеристикой – с этого момента и навсегда.

«Танцы без правил» (1992)

«Для меня этот фильм не о бальных танцах. Он о преодолении угнетения, какой бы ни была его природа», – говорил Лурман.

Яркий, блестящий и очень наивный ромком «старого образца» рассказывает историю гадкого утенка, точнее, двух лебедей, случайно оказавшихся не в своей стае. Один из них – талантливый танцор Скотт, чья карьера была предопределена с рождения: родители тоже танцевали. Буквально в шаге от победы на локальном конкурсе парень нарушает все правила и исполняет импровизацию вместо классического танца, лишается партнерши и шанса на участие в национальных соревнованиях.

Тогда-то его находит второй лебедь – замарашка Фрэн в огромных очках и бесформенной одежде, которая больше всего на свете хочет танцевать. Но пока, вот уже два года, просто прислуживает при студии бальных танцев. Вместе пара не только откроет новые грани классических танцев, но и преобразится, заставив строгое жюри отказаться от устаревших правил.

Вот так же и Баз Лурман: берет классическую схему и добавляет к ней свою собственную импровизацию, чтобы затем покорить не только австралийского зрителя, но и весь мир.

«Я пытался в своей неуклюжей манере связать идею о том, что, будь то бальные танцы или политика, всегда найдется какой-нибудь карнавальный зазывала, говорящий, что есть только один способ танцевать ча-ча-ча», – говорил Лурман о своем дебюте.

Первое, что бросается в глаза в дебюте Лурмана, – китч. Мало того, что костюмы выглядят как самая смелая фантазия фаната пайеток, так еще и жанр фильма, как многослойный подол платья, состоит из десятка других. Уморительная комедия на грани стеба, мюзикл – только без слов (вместо них танцы), драма, мелодрама… И тут же – абсурдные на первый взгляд диалоги людей, которые как будто бы одержимы исключительно танцами. Даже за пределами танцплощадки каждый продолжает танцевать: с самим собой, в отношениях, с обстоятельствами. Но если танец стал движущей силой сюжета, то одежда – это его обрамление, нить, которая связывает персонажей друг с другом и с их сюжетными линиями.

Важнее всего одежда для персонажа Фрэн: ее одежда соответствует ее уровню профессионализма и уверенности в себе – и так, от безразмерной футболки и огромных линз, она переключается на приталенную блузку и юбку миди, а в финале и вовсе предпочитает красное платье для фламенко. А превращение девушки из замарашки в шикарную танцовщицу начинается с очков, когда Скотт просит отказаться Фрэн от неуклюжей оправы.

Скотт же с самого начала представлен как звезда в сияющих желтых пайетках, однако, как только его снимают с конкурса, он практически до конца не появляется в кадре в костюме для выступления. А его триумф сопровождало расшитое болеро для пасодобля цвета золота, по совместительству один из самых дорогих костюмов фильма (5 000 австралийских долларов).

Есть и другие типичные для фильмов База Лурмана особенности, которые появились в его дебюте и затем перекочевали в остальные картины. Например, танцы на крыше: главные герои тренировались на фоне светящегося билборда Coca-Cola, это было символом мечты, единения, желания достичь небывалых высот и смелости это сделать. На красном же фоне, только уже с надписью Wherefore L’Amour (англ.-фр. «поэтому любовь») появляются герои «Ромео + Джульетта». Неоновые вывески как декорация для романтики есть также в «Мулен Руж!» и рекламе Chanel. В «Великом Гэтсби» свидетелем самых драматических событий становится билборд с глазами, а в «Элвисе» афиша в Вегасе символизировала ступень, на которой находится карьера музыканта в текущий момент.

Да и первая любовь настигает всех героев Лурмана: танцуют – и влюбляются, идут на бал – и влюбляются, заходят в номер борделя – и влюбляются и так далее. Но первую любовь много где можно встретить, а намеренная театрализация событий – это только про База. И при всей чрезвычайной вырвиглаз яркости и наивности «Танцев без правил» они действительно заставляют переживать за героев: неудивительно, что сюжет перенесли на театральные подмостки. Обычно мюзикл адаптируют для киноэкрана, но с «Танцами без правил» все вышло наоборот.

«Танец – это праздник жизни, фантастически театральный и модный. Это праздник китча тоже, но в Австралии мы подразумеваем китч как нечто яркое, сильное, полное», — Баз Лурман.

Фильм стал первой частью «Трилогии красного занавеса», объединившей «Танцы без правил», «Ромео + Джульетта» и «Мулен Руж». Но связующей нитью стал не сюжет, а стиль: театральная эстетика есть в каждом из них. Танец используется как основной язык в первом фильме, поэзия – во втором, песня – в третьем. Да, не с кино Лурман начинал, но именно кино позволило ему расширить границы и даже в некотором роде их разрушить. Рос бюджет его картин, но и прибыль росла: если «Танцы без правил» стоили $3,5 млн и заработали $22 млн, то «Ромео + Джульетта» обошлись $14,4 млн, но и получили в прокате $294 млн, двадцатикратно отбив бюджет. Ну а «Мулен Руж!» стал самым дорогим в трилогии фильмом и все равно как следует окупился: $52,5 млн и $357 млн.

Отдельного упоминания заслуживает Кэтрин Мартин, австралийская художница, которая на данный момент получила уже 4 «Оскара» – по 2 штуки за «Мулен Руж!» и «Великого Гэтсби» и еще с пятак BAFTA. Она, может, теперь и жена Лурмана, но в первую очередь она отличный художник-постановщик и костюмер. Именно она руководила гардеробом каждого фильма Лурмана, она и трансформировала декорации и наряды для сценических версий его картин. А впервые ее фирменный стиль продемонстрировали именно «Танцы без правил».

Сама Кэтрин Мартин говорила о костюмах к фильму так: «Если описывать их двумя словами, даже одним – это будет «громко».

«Ромео + Джульетта» (1996)

«Самый романтический опыт создания фильма, который у меня когда-либо был. Кто-нибудь должен снять фильм о том, как мы снимали этот фильм. Вы можете себе представить? Лео ДиКаприо было 19 лет, мы все живем в Мексике, повсюду вертолеты и взрывы и мы разучиваем стихи в пятистопном ямбе!» – вспоминал Баз Лурман о съемках.

По названию, конечно же, понятно, о чем пойдет речь: экранизация самой популярной трагедии Уильяма Шекспира (о самых необычных киноверсиях «Ромео и Джульетты» мы писали здесь). Вот только плюс вместо «и» не дает покоя: Баз Лурман не меняет название произведения, но перемещает его в наше время одним лишь только символом – как на заборе, теперь Ромео и Джульетту объединяет знак, означающий, что в конце последует «равно» и «любовь».

И эта хулиганская нотка, к которой мир уже настолько привык, что считает нормой, пожалуй, стала символом смелого стиля Лурмана, который не побоялся добавить в саундтрек Garbage, дать молодым в руки по стволу и Меркуцио на пару мгновений превратить в дрэг-квин. При этом в кадре звучит пятистопный ямб Шекспира, а в финальных титрах – специально написанная для экранизации песня The Exit Music группы Raidiohead, которая теперь уже тоже считается классикой.

Баз Лурман не стал отходить от сюжета: в фильме есть два враждующих семейства Монтекки и Капулетти, есть бал-маскарад, где знакомятся Ромео и Джульетта, есть череда необратимых событий и – смерть влюбленных. Вот только обрамление для истории трагической любви режиссер выбрал настолько современное, что оно ни на секунду не утратило актуальности даже 20 с лишним лет спустя. И опять: картина объединяет черты вестерна, драмы, криминального боевика и типичной комедии 1990-х (гавайские рубашки и розовые волосы прилагаются).

Главные герои танцуют лишь раз и вообще не поют, но говорят исключительно стихами. И пайеток в фильме практически нет (за исключением того самого эпизода с Меркуцио). Но в «Ромео + Джульетта» само смешение жанров вышло на передний план: разрушенная сцена на пляже и старые аттракционы как декорация для бунта молодых Монтекки и Капулетти, пистолеты вместо мечей, названные тем не менее как холодное оружие (Sword, Rapier, Dagger), гавайские рубашки вместо камзолов и кабриолеты вместо коней.

Даже удивительно, что при всеобщей любви ни одного «Оскара» фильм не получил – даже за декорации: тогда охапку наград увел «Английский пациент» (1996). Зато Британская академия почтила второй фильм Лурмана четырьмя премиями, в том числе за достижения в режиссуре. Премию MTV за лучшую женскую роль получила Клэр Дэйнс, а «Серебряного медведя» за лучшую мужскую роль – Леонардо ДиКаприо. Кроме того, фильм получил на Берлинале премию Альфреда Бауэра, которая вручалась картинам, «открывающим новые пути в киноискусстве». Премию упразднили в 2020-м, когда всплыла информация о связях Бауэра с нацистами.

В этой картине костюмы становятся главным «разделителем» между враждующими семьями, способом отличать их друг от друга, буквально как у мафиози. Если перед вами парень в гавайской рубашке – это клан Монтекки, если же в классическом костюме или черной косухе, то Капулетти. Над тем, чтобы «Ромео + Джульетта» выглядели современно, но говорили на одном языке с классикой, трудились Кэтрин Мартин и костюмер Ким Барретт, которая и одела героев фильма в D&G и Prada.

Мода стала связующим звеном между двумя враждующими семьями, сохранив их самобытность, но также соединила реальный юношеский бунт с сотворенным миром Лурмана. В то время как старшие поколения, по словам Лурмана, по стилю «ближе к 1960-1970-м, плюс Jackie O. бренда Yves Saint Laurent», а вот юные представители кланов бунтуют против этой классики.

Например, стиль Тибальта Капулетти – лощеный, сексуальный, выверенный, в духе D&G, специально созданной для фильма молодежной коллекции Dolce & Gabbana. Это семейство предпочитает довольно сдержанный стиль, темные тона, но – обязательно – яркие декоративные элементы, как кобура, заменяющая модный аксессуар, или пряжки на ремнях. В то же время Монтекки выбирают утилитарность и, несмотря на то, что принадлежат к тому же социальному классу, что и их враги, предпочитают простые гавайские рубашки, которые даже не застегивают, и мешковатые брюки, а то и шорты, похожие на одежду рабочих.

Свой собственный протест этому стильному бунту выражают Ромео и Джульетта. Первый появляется на пляже в костюме-двойке и белой рубашке в тонкую полоску, вторая же и вовсе одета в джинсы и простую белую футболку. А вот знакомство влюбленных происходит на маскараде, вывернутом наизнанку: здесь все выглядят не так, как хотят, а так, как то диктует само их нутро. Ромео – рыцарь, Джульетта – ангел, Тибальт – дьявол, старший Капулетти – Цезарь… Этих же характеристик герои придерживаются на протяжении всего фильма.

Но костюмы – лишь одна из нескольких деталей, составляющих уникальный стиль Лурмана. Практически все декорации строили с нуля, и они становятся продолжением не только конфликта Монтекки и Капулетти, но также демонстрацией огромной пропасти между богатыми семействами и всем остальным миром. В то время как в шикарных особняках проходят шумные вечеринки, на пляже едва держатся маленькие забегаловки под крышей из пальмовых листьев, а разрушенный театр Сикамор-Гроув превращается в символ чрезвычайно рьяного противостояния кланов, которое все чаще напоминает фарс.

Кресты как сатирическое «благословение» обеих семей на их преступную власть появляются практически в каждом кадре – и никогда не являются спасением. Другое дело – неоновые крести в церкви, где отпевают Джульетту. Когда Ромео крадется во тьме, зажав в руке пистолет, чтобы убедиться: его возлюбленная мертва, – кресты окончательно превращаются из благословения в проклятие. Да что там, сам Шекспир поместил в святилище, в склеп, самую трагичную главу – парное самоубийство своих героев. И Лурман, по его словам, снимал свой фильм так, как стал бы снимать его автор текста: его представление о чрезвычайно страстных итальянцах Вероны и переросло в трагедию, но в этом-то и суть авторской фантазии.

Заключительный во всех отношениях аккорд картины – музыка. Баз Лурман подбирает саундтрек не то чтобы идеально. Порой кажется, что классическая опера не может и не должна соседствовать с The Cardigans, и только смелость и новаторство режиссера превращают это в идеальную современную кинопьесу. Разрушая правила, он создает свои собственные, превращая фарс в канон. Доказательством этому служит популярность: саундтрек к фильму «Ромео + Джульетта» пять раз получил статус платинового альбома.

Песню для титров в исполнении Radiohead Том Йорк написал, просмотрев отправленный Лурманом отрывок – 20 последних минут фильма. А крик Клэр Дэйнс I long to die группа Evanescence засэмплировала для демоверсии песни Tourniquet с дебютного альбома Fallen. Словом, можно не продолжать… Но Баз Лурман не остановился и, кажется, буквально превзошел себя, создав мюзикл, вернувший кабаре Moulin Rouge популярность.

«Мулен Руж!» (2001)

«Я думаю, реальность такова, что, когда я начинал с «Мулен Руж!», я, должно быть, много раз слышал: «Мюзикл больше никогда не сработает», – вспоминает Лурман. – И даже когда вышел «Мулен Руж!», нам пришлось бороться изо всех сил, чтобы убедиться, что его не забьют до смерти, как детеныша тюленя… Но теперь ни у кого больше не возникает вопроса о том, стоит ли им делать мюзикл. Большинство финансистов и студий говорят: «Где мой мюзикл? Да, да, научная фантастика – это хорошо, но мне действительно нужен мюзикл».

«Мулен Руж!» представляет собой уже совсем театрализованное действо: тут и танцы, и песни, и шоу с сотней ярких костюмов – настоящее кинокабаре! От танца и поэзии Лурман перешел к мюзиклу, завершив тем самым «Трилогию красного занавеса», которая предопределила черты современного киномюзикла. «Чикаго» (2002) своей популярностью во многом обязан «Мулен Руж!», хотя последний прекрасен сам по себе, независимо от того, что было после.

По сюжету, бордель и кабаре «Мулен Руж» славится восхитительными шоу, а бриллиантом программы – красотка Сатин. В нее влюбляются разом бедный писатель Кристиан и богатый герцог. Они оба готовы на все ради дамы, но если первый предлагает любовь и свободу, то второй, напротив, дарит Сатин золотую клетку – клетку мечты, в которой нет места настоящему чувству. Сама же Сатин мечтает стать настоящей актрисой и готова продать душу герцогу, лишь бы тот вложился в новое шоу, которое превратит бордель в театр. Но судьба распорядится иначе, заставив каждого из героев сожалеть о сделанном выборе.

Мир «Мулен Руж!» далек от современного: на дворе 1899 год, Эйфелеву башню только-только закончили, в Париже очень грязно, а любовь продается за деньги. И все же есть что-то, что заставляет не только Кристиана, но и Сатин, и всю труппу кабаре, да и всех зрителей поверить, что чистое светлое чувство победит. А потому сначала мюзикл выглядит как комедия, то пошлая, то невероятно искренняя, вновь покрытая отвлекающими от главного перьями и пайетками, но оттого не менее прекрасная.

А во второй половине действа, возвращая зрителя к реальности, Лурман создает все более мрачную атмосферу, и одно трагичное событие следует за другим. Все поют, все танцуют, но ощущение неминуемой катастрофы крадется, нарастая, как тень из-за угла мельницы, с того самого момента, когда мечтательный Кристиан стал рассуждать о любви.

Так и сам Баз Лурман: зайдя было на территорию фарса, заманив нарядами, рыжеволосой длинноногой Николь Кидман и поющим Юэном МакГрегором, он протаскивает зрителя под юбкой некоего локального фрик-сообщества, а затем выволакивает наружу необратимость вперемешку с добрыми помыслами, непременно ведущими в преисподнюю. И несмотря на то, что за пышными платьями рассмотреть смысл сложно, он все равно его укладывает – под многоуровневой сценой, которая обязательно падет под тяжеловесными декорациями и вскроет все пороки, о которых только знает социум.

Но если отойти от поэзии мюзикла Лурмана, то это весьма сложная и большая работа: не каждому под силу построить китч в квадрате и не прогореть на кассовых сборах. А ему вот удалось – 300 костюмов и 80 костюмеров, потрясающий каст, десятки культовых песен, права на использование которых Лурман лично выпрашивал у каждого музыканта. В фильме звучат песни Дэвида Боуи, Долли Партон, Элтона Джона – и порой зритель даже не осознает, что он только что слышал: это самые странные и вместе с тем самые интересные аранжировки, которые могут звучат только в лурмановском «Мулен Руж!».

Здесь секси-фанк Lady Marmalade в исполнении Кристины Агилеры и Пинк переходит во всеобщие пляски под Smells Like a Teen Spirit, Кайли Миноуг играет «зеленую фею», а пошлость и романтика смешаны в равных пропорциях. Одно понятно: зрелище на любителя, но глаз не оторвать – настолько оно яркое и, как уже ране описывала свою работу Кэтрин Матрин, громкое. Благодаря этому фильму настоящая Moulin Rouge вернула себе популярность: кабаре буквально загибалось в 1990-е, а тут – новая волна интереса, которая до сих пор никак не утихнет. И, опять же, «Мулен Руж!» был фильмом, а стал мюзиклом – второй раз в карьере Лурмана.

Пожалуй, «самый» – это частая приставка к описанию фильмов Лурмана: самое дорогое украшение (Кидман носила ожерелье стоимостью $1 млн), самая необычная подача, самый популярный саундтрек, самый смелый формат, самый дорогой рекламный ролик…

Chanel N°5: The Film (2004)

Если нужно быстро и коротко описать творчество Лурмана, то есть отличный пример: 3-минутный ролик Chanel, который оказался на момент релиза самой дорогостоящей рекламой в мире. $33 млн! И большая часть бюджета, как ни странно, разошлась на гонорары – платья, автомобили, локации и массовка, даже с учетом лурмановского размаха, стоили в сумме меньше, чем люди (только Кидман, к примеру, заплатили $3 млн). Но этот кроссовер на стыке моды и кинематографа открыл путь новому поколению рекламы, так называемому «брендированному контенту».

«Австралия» (2008)

Самый, пожалуй, нетипичный для Лурмана фильм «Австралия» – оммаж эпической картине «Унесенные ветром» (1939), любимому фильму Николь Кидман. И кроме того, признание в любви родной стране: пейзажи в кадре просто потрясающие. Костюмы, да и декорации не играют в нем такую важную роль, как в «Трилогии красного занавеса». Фильм получил оскаровскую номинацию в категории «Лучшие костюмы», вероятно, просто из вежливости.

Самое главное – музыка здесь есть. Правда, в ее древнейшем виде, этническая, почти магическая песня в исполнении маленького мальчика. Есть и обширный гардероб англичанки, прибывшей в Австралию «со всем скарбом», и аутентичные локации, и даже мельница, бросающая драматическую тень на лицо Кидман… Но это уже не сцена, где живут и погибают от любви главные герои Лурмана. Хотя без театрализации не обошлось, да и многослойный оммаж «Волшебнику страны Оз» (1939), который как раз-таки вытащил Джуди Гарленд со сцены в кино, здесь есть.

Но цветовая схема приглушена настолько, что по сравнению с прежними картинами выглядит как сепия. Вдобавок это почти 3-часовой эпик, где нашлось место истории любви, борьбе за справедливость и даже войне. Удивительно, но парень, создающий мюзиклы, мастерски снял историческую драму – и недурно вышло, кстати. Окупился фильм с трудом ($211 млн при бюджете $130 млн), что, однако, не делает его плохим. Просто много уже таких в целом было, хотя и не про Австралию. Но – ничего из того, что можно назвать «стилем База Лурмана», в картине практически нет.

«Великий Гэтсби» (2013)

Экранизация одного из величайших американских романов XX века – это очень серьезно. Джаз – еще серьезнее. А Лурман взял да и сопроводил свой фильм музыкой Jay-Z. Хотя после «Ромео + Джульетта» можно было ждать чего угодно, буквально. И вот «Гэтсби» уже разбежался на мемы, а креманка с шампанским на фоне фейерверков стала главной картинкой десятилетия.

По сюжету, Ник Каррауэй вспоминает о самом невероятном периоде свой жизни – знакомстве и прощании с Джеем Гэтсби. Это было лето на Лонг-Айленде, где жила его замужняя родственница с мужем и дочкой, где закатывали шумные вечеринки, а сухой закон провоцировал подпольную продажу алкоголя. Ревущие 1920-е: мечты, джаз, танцы, страсти, безрассудство и – любовь. Ник и не представлял, чем может закончиться его жаркое лето…

Здесь все по Лурману. От одежды Prada и Miu Miu до украшений Tiffany & Co., от шикарных особняков и умопомрачительных вечеринок до закрытых мужских клубов и откровенного кабаре, от кавера на Back to Black Эми Уайнхаус в исполнении Beyonce и Jay-Z до специально написанных к фильму песен Ланы Дель Рей и группы The XX. Плюс невероятный (и сильно с 1996-го повзрослевший) Лео ДиКаприо в компании Кэри Маллиган и Тоби Магуайра. Что-то критиков и зрителей опять оттолкнуло в этом фильме в далеком 2013 году – то ли смелость, то ли шум и яркость, то ли 3D-формат.

Но теперь, спустя почти десятилетие, становится понятно, что «Великий Гэтсби» База Лурмана – такой же вечный, как и его книжный предок, созданный Фрэнсисом Скоттом Фицджеральдом. Писатель не был склонен к сатире и к деньгам отвращения не испытывал, но высмеял в романе формирующуюся культуру потребления и раскритиковал американскую мечту.

Баз Лурман же, который творит вдали от Голливуда и при этом снимает так, будто там родился, тоже высмеивает «шик и блеск» мира, но уже кинематографического. На место американской мечты приходит голливудская, а главный герой Ник, которому понадобился психолог, слышит вместо помощи фразу «напишите об этом» – как если бы ему прочили карьеру сценариста. Образы с бумаги буквально оживают на экране, а следят за происходящим два вездесущих глаза в очках со странного билборда. Как будто на нем должна красоваться киноафиша, а вместо этого у его подножия разворачиваются одна трагедия за другой, которые десятилетиями будут кормить киноиндустрию, вдохновляя десятки ремейков.

При этом Лурман умудрился сделать еще один масштабный блокбастер – не про войну, не про политику, просто про людей. А за счет преувеличенного блеска и лоска он личную историю превратил в греческую трагедию – и вот уже ощущение катастрофы такое, будто весь мир разваливается, а не только сердце бедного Гэтсби.

«Элвис» (2022)

Почти 10 лет спустя режиссер возвращает на экраны шик, блеск и музыкальную феерию, но мир как будто забыл о том, кто такой Баз Лурман и почему от него нельзя ждать музыкального байопика в его привычном понимании. Во-первых, хорошо снять биографическую драму и всем угодить невозможно, всемирно признанных байопиков практически не существует. Во-вторых, Баз не планировал изображать Пресли великим – Элвис у него, как Гэтсби, мечтательный, целеустремленный, надломленный… В-третьих, мир мы видим не глазами Элвиса, потому что смотрим на него из-за кулис.

Ругают Лурмана за то, что он рассказывает историю от лица полковника Тома Паркера, в то время как главный герой (и главная жертва) истории собственно Элвис. Но Баз ведь уже так делал! Гэтсби не сам о себе вещает: его историю, тоже весьма яркую, короткую и трагично оборвавшуюся, рассказывает близкий человек. Лурман – все тот же Лурман, он не изменяет себе, если говорить о шоу и костюмах, он не изменяет себе, отказываясь от общепризнанного и всеми ожидаемого формата. Баз Лурман создает атмосферу, а не пересказывает факты – и дух «черного» блюза вперемежку с кантри переливается через экран, отделяется от повествования и живет своей жизнью. Даже для песни Toxic Бритни Спирс место нашлось!

Хвалят же База за грандиозное перевоплощение Остина Батлера в Короля рок-н-ролла, музыкальное шоу и костюмы. Кэтрин Мартин помогала мужу и здесь: пара просмотрела тысячи фотографий Элвиса, чтобы воссоздать его культовые сценические наряды. Принципиальным было уловить сдвиг между десятилетиями, интегрировав его в развитие самого музыканта. Если в 1950-е это были кружевные рубашки, свободные брюки и сделанные на заказ туфли, то в 1960-е – обязательно черная кожа, а в 1970-е – конечно, белый комбинезон. Помогала Мартин сама Миучча Прада, которая предоставила для съемок одежду брендов Prada и Miu Miu.

«Мы целую вечность работали над его брюками… мы перепробовали все ткани и все виды кроя, чтобы кипящая сексуальность была действительно ясной, но не порнографической», – вспоминает Кэтрин.

Лурман предпочел не рассказывать о том, как Элвис до всего добрался, а показать контраст внешнего сумасшедшего блеска и внутреннего необратимого распада, разрыв, буквально пропасть, которая лежит между ожиданием и реальностью. Чтобы понять музыку, ее нужно не смотреть – ее нужно слушать. Чтобы понять Пресли, его не нужно разбирать на исторические подробности – лучше, как предлагает режиссер, погрузиться в то, чем жил Элвис. Этот формат не каждому пришелся по душе, но, так как однозначно плохой оценки байопик не получил, можно сказать, что он удался.

Потому что ни один фильм База Лурмана не принимали единодушно, всегда к нему есть какие-то вопросы. На то он и экспериментатор, который предпочитает независимое творчество. И стоит об этом задуматься, как параллель проявляется сама собой: каждый его герой – это он сам, нарушающий правила (как в «Танцах без правил»), бунтующий против устоев (как в «Ромео + Джульетта»), желающий творить независимо и по любви (как в «Мулен Руж!»). Все последующие фильмы лишь закрепляют эту позицию. Спорить не хочется, пусть Баз Лурман остается Базом Лурманом.