Алексей Рыбников: «Настоящее творчество никогда не вгоняет в депрессию»

Если даже изловчиться и найти человека, которому ничего не скажет имя Алексея Рыбникова, он гарантированно узнает его музыку. И не просто вспомнит, а с первых нот! Кто-то – веселые песни из «Приключений Буратино» и «Про Красную Шапочку», кто-то – пронзительные до мурашек мелодии из фильмов «Тот самый Мюнхгаузен» и «Вам и не снилось…». Прославленный композитор остался бы в истории, даже если бы не написал ничего, кроме легендарной рок-оперы «Юнона и Авось». Хотя Алексей Львович никогда не заигрывал ни с модой, ни со временем. У него своя четкая духовная позиция. 

• Есть талант или нет, сам человек понять не может. Это решают те, для кого он творит: пишет картины, музыку, книги… И еще определяет время. Бывает, что-то кажется потрясающим, а проходят годы — и думаешь: какой ужас, как могли этим восхищаться?
• Никто не сможет вам объяснить, как вдохновение приходит и уходит. И какие это страшные муки, когда только что оно было, а потом раз — и ушло. И ты остался ни с чем.
• Я начал сочинять в 7 лет, а уже через год профессионально изучал композицию.
• Никогда не писал музыку специально для детей. Что детского в песне Кота и Лисы из того же «Буратино»? Или черепахи Тортиллы? У меня там рок-группа писалась, я в саундтрек джаз-рок вплел.
• Бесполезно ждать, что ты просто так сядешь, выпьешь чашку кофе, посмотришь в окно — и тебя осенит… Надо вкалывать и не бояться, как вам сказать… плохих вариантов.
• У нас практически никто не занимается музыкальным кино – ни продюсеры, ни режиссеры. Ну нет никого, кому бы это было интересно сделать. И кто умеет.
• Талантов много быть не может! Это божий дар. Если за век появится 10 великих людей – уже будет замечательно.
• Сама по себе музыка не может быть хорошей или плохой. Есть совершенно разные направления, разные стили. В отличие от других искусств, музыка – это чистая абстракция, апеллирование звуками даже не к ушам, а непосредственно к душе. 

• Я не собирался быть композитором и маме говорил, что буду хозяином музыкального театра. Первый свой театр я сделал в подвале того дома, где жил, и это все было очень похоже на сказку «Буратино»: и спуск в подвал, и сам театр. Я себя чувствую победившим Буратино, у которого свой театр. 
• Когда я учился в консерватории, детская музыка была для меня как какие-то бирюльки, совершенно неинтересное дело. А вот когда она вдруг обернулась для меня фильмом «Остров сокровищ», я не мог поверить своему счастью. Это была прямо перестройка психологии. Не то что под детское, а какое-то иное мировосприятие.
• Когда появляется что-то настоящее, ненастоящее само отмирает.
• Музыка, написанная для фильма, имеет право на жизнь в крупных произведениях. Кино – это лаборатория, в нем слышно, как звучит тема, удачна ли инструментовка, как люди реагируют.
• Настоящее творчество никогда не вгоняет в депрессию. Оно выводит. И оно дает силы. И если ты талантливо об этом написал, то и другим людям это принесет освобождение. 
• Меня всегда удивляет сравнение моей музыки с космосом. Космос на 96% состоит из черной материи, там жесткое космическое излучение, там мертвые планеты. Космос – это кошмар, это очень страшно, он враждебен человеку. А вот человек является для этого космоса таким подарком!
• Понятие гармонии не взялось просто так с потолка. Обертоны звука строятся по законам мажорного трезвучия. Его никто не сочинял, оно просто существует в природе. И стоит нам вмешаться в эту природную гармонию, как сразу получается минор, который вызывает у людей печаль. 
• Единственное, что остается от цивилизации, – ее культурное наследие. Не остается следов ни от политики, ни от экономики, ни от войн – только культурный слой. Мы читаем книги, слушаем музыку, смотрим живопись и составляем представление об эпохе.
• Композиторы не идут вслед и ничего не отражают – они предвидят, предчувствуют, все выражают в музыке, а потом это происходит в реальности. 
• Невозможно ощутить себя гением. Я для себя абсолютно нормальный человек с разными жизненными обстоятельствами. 
• О многих моментах своей жизни я мог бы говорить как о совершенно безнадежных, но всегда возникало «если бы не…». Это была не проезжая дорога, а узкая тропинка. Зато она всегда выводила меня из тупика куда-то в неясное, наполненное надеждами будущее.