Алексей Смирнов: «Филипп Киркоров — моя муза»

Алексей Смирнов заставил говорить о себе, сняв для Первого канала многосерийный триллер «Садовое кольцо»: продюсер Валерий Тодоровский, в главных ролях звезды, и весь этот комплект доверили 23-летнему дебютанту! Следом — резонансный фильм «История одного назначения», где у Алексея главная роль. Как бы ни выбирала героя режиссер, его сестра Дуня Смирнова, но он был безупречен. И теперь даже трудно сказать, что «КиноРепортер», назвавший Смирнова «Событием года», больше оценил — успех в режиссуре или в актерской профессии?

Как много выходцев из звездных семей сплелись в ваших проектах: Мария Миронова, Мария Голубкина, Валерий Тодоровский, Елизавета Янковская, Анна Михалкова, Максим Виторган, трио Смирновых, наконец…

Феодализм?

Я не об этом. Если с детства варишься в артистической среде, достичь чего-то в этой области проще?

У меня много вопросов к слову «звездный» в нашей стране. Звезда — это Басков или
Филипп Бедросович. Киркоров — моя муза. Абсолютно серьезно. Мечтаю снимать его в кино — он офигенный! Бузова тоже звезда. Можно обвинить меня в предвзятости, но мне сложно поставить отца (режиссер и актер Андрей Смирнов, — КР) с ней в один ряд. Хотя, думаю, компания была бы любопытная. У нас общая профессия, определенные цеховые отношения, но нет особого социального статуса, миллиона подписчиков в инстаграме и так далее.

Но тебя узнают на улице?

Узнали однажды… Но это влияет на тебя, пока растешь: помню, как приезжал в детстве с родителями на всякие фестивали. И думал: «Эти женщины такие красивые. Эти мужчины такие блестящие. Все это волшебство, а я не заслужил здесь находиться. Я чей-то сынок с бейджиком «Гость», но однажды я приду, и будет такооое!» И на уровень культуры, конечно, влияет. Понятно, что мне, как человеку поколения интернета, даже за Дуней (режиссер и сценарист Авдотья Смирнова, сестра Алексея, — КР) никогда не угнаться, а до папы вообще как до небес. Тем не менее у меня благодаря моей семье приличное общее образование по сегодняшним временам. У папы даже была мечта, чтобы все дети стали филологами или еще кем-то, но главное — не киношниками.

Понятно тогда, почему ты филологию изучал два года, а почему именно японскую?

А зачем идти на какую-то скучную фигню, если можно на что-то реально интересное? Я не прогадал совершенно. Если бы мне нужно было просто время потратить, пошел бы на журфак.

Японский выучил?

Сейчас, наверное, совсем дурно с ним, а вот во время обучения экскурсии водил и что-то понимал. В любом случае, как любой язык, это система мышления, и, зани­маясь им, ты обогащаешь лингвистические построения собственного мозга, что очень полезно.

Принято считать, что позднего ребенка особо любят и балуют. Это твой случай?

Целиком и полностью! Самый младший, первый мальчик, еще я в детстве много болел. Три года ходил на костылях, по-моему, у Андрея Миронова была та же болезнь… Конечно, я избалованный до безумия. Поэтому я очень ценю самостоятельность. Обычно родители к ней в семье приучают, а я за нее должен был сражаться. Буквально, чтобы в метро одному ездить. Каждый клочок свободы отвоевывал огнем и мечом.

Болезнь как-то отразилась на характере?

Для меня это было на самом деле волшебное время, потому что каждое лето меня возили в санаторий с лечебными грязями, и у нас там сложилась совершенно потрясающая тусовка, свой классный альтернативный мир. Я и влюбился там в первый раз. Что точно сказалось на моей жизни, так это огромная, длинная палатка, в которой жутко накурено, стояли старенькие Sony PlayStation и сидели 20 детей, многие из которых не могут ходить, а там метают молнии. Ощущение збранности, выхода из реальности. Было круто, хотя и сильно напоминало опиумный салон в Китае.

Ты победил болезнь?

Да, с Божией помощью.

Чем еще любил заниматься в детстве? Читал?

Я и сейчас читаю, хотя меньше, чем хотелось бы. Я не тусовый, прямо совсем. Два месяца со своим ближайшим другом не мог встретиться.

Домосед?

Даже больше, чем домосед, я «ванносед». Провожу в ванной часы, дни, сутки. Могу там посмотреть сезон «Игры престолов», весь от на­чала до конца. Есть система, я уже все узнал: веб-камера устанавливается напротив телевизора, сигнал приходит на айпад в ванной, там же джойстик, и играешь. Я еще этого не сделал, но меня поражает идея. Думаю, мы сейчас подбираемся технически к важному моменту, когда можно будет снимать кино не выходя из ванной. Тут и начнется мое время. (Смеется.)

После японской филологии был Александр Митта.

Митта был параллельно. У меня даже диплом есть. Было здорово и любопытно, потому что он научил кино смотреть башкой, разбирать его. А Соловьев (режиссер Сергей Соловьев, мастер Алексея во ВГИКе, — КР), наоборот, разучивал думать. И то и другое важно.

 А как это сочетать?

А очень просто. Я очень много думаю при подготовке. Как только выхожу на площадку, устанавливается тоталитаризм, и ноль мышления абсолютно.

Во ВГИК с первого раза не получилось попасть?

Я поступил через два года после первой попытки. Первый раз я пошел к Вадиму Абдрашитову, он дал мне фотографию с сельпо, в котором стоит лось, и попросил придумать историю. Я и придумал — про мальчика, который живет в поселке, детей других нет, и он начинает общаться с местным лесником, которого в деревне считают алкашом, а он не алкаш, просто лес — это его жизнь. Мама запрещает мальчику с ним дружить, и чтобы доказать ей, что лесник крутой, они договариваются и приводят лося в магазин, где работает мама. Абдрашитов спросил: «Вам не кажется, что это странная история?» Я говорю: «Мне кажется, что это странная фотография». На этом мы расстались. А к Соловьеву поступил с высшим баллом, потому что лучше всех сдал русский и литературу. Творчество — не моя сильная сторона.

Валерий Тодоровский говорил, что ты сам предложил себя в качестве режиссера «Садового кольца». Почему зацепился за эту историю, где вроде бы совершенно не соответствующие твоему возрасту тревоги?

У человека с возрастом экзистенциальные проблемы сильно не меняются. И в 14 лет мы одиноки, страдаем, врем, и точно так же в 40 и в 70. По-моему, не существует возрастной дистанции, которая мешает людям понимать друг друга. У меня и сейчас новый проект про 40-летних. Пока нет истории про меня и моих сверстников, которая была бы мне любопытна. Я не видел ни один русский серьезный сериал про подростков. Когда это делают те, кто последний раз видели подростка на картинке, вставляют современный жаргон в свою пионерскую лексику, пишут про геймеров, ничего о них не зная, у меня как у недавнего подростка это вызывает ярость, ненависть и желание убивать. Моя цель сделать сериал, в котором герой — настоящий гик, потому что я все об этом знаю.

Были на съемках моменты, когда чувствовал, что переоценил свои силы?

Это было три года назад, и сейчас сложно вспомнить… Наверное, у меня вообще по жизни ощущение, что я переоценил свои силы, и оно меня подогревает. Я всегда, в принципе, готов к тому, что сегодня тот самый день, когда я обделаюсь. (Смеется.)

Ты у себя снимал Авдотью, а она снимала тебя. Кто из вас строже как режиссер?

Нам обоим было довольно прикольно. Наверное, самым строгим был мой оператор, когда снимал Авдотью. Потому что он немножко садист: «Сядьте под углом 40 градусов, поверните голову на 20 градусов и разговаривайте вот туда, а смотрите туда…» — Дунечка чуть с ума не сошла. Я помню, это было гениально. Он выстраивается 40 минут, а сестра говорит: «Сергей, а может быть, мы просто подвинем стол на 10 сантиметров?» — Оператор: «Хм… Да, давайте, хорошая идея».

Вы с сестрой друзья?

У нас разница 22 года. Было несколько моментов в жизни, когда мы ссорились. Но в целом мы довольно дружны и хорошо друг друга понимаем.

«История одного назначения» позволила тебе окунуться в XIX век. Чему мы могли бы поучиться у людей того времени?

Они знали, что жизнь — страдания, и нужно страдать достойно, потому что это подготовка к смерти. Это честно и правильно, так лучше живется. А навязанный позитив вроде «чувак, нужно видеть только светлое вокруг» — это все дерьмо. И приводит к тому, что большой процент жителей Земли в XXI веке утверждают, что она, мать его, плоская, и их за это даже не бьют. Это же ужасно!