Александр Титель: «Разрыв культурных связей – это абсурд»

Стартовал новый сезон, а это значит, что театры один за другим широко распахивают свои двери. «КиноРепортер» встретился с Александром Тителем, который уже более 30 лет возглавляет оперную труппу Московского академического музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. Мы поговорили о знаковых премьерах, молодых артистах и задачах одного из самых известных музыкальных театров страны в современных реалиях.

Время непростое – что сейчас происходит в театре и что предложите публике?

— Именно сейчас и нужен театр! Мы только что возобновили «Аиду» и в апреле – «Хованщину», очень важные для нас, масштабные спектакли. Вообще, опера – это такой жанр, где нередко частная жизнь происходит на фоне исторических событий. Это перекликается с тем, что мы сейчас переживаем – глобальный мировой кризис. Эта тема так или иначе прозвучит и в премьерах сезона. 1 марта 2023 года выйдет «Норма» Винченцо Беллини с Хиблой Герзмава в титульной партии. Это ее мечта. Она уже пела ее в Европе, и, конечно, ей очень хочется спеть это дома. Да и «Норма» давно не звучала в Москве. Поставит спектакль Адольф Шапиро, с которым мы не раз уже сотрудничали. Что касается музыкального руководителя и дирижера – мы ведем переговоры с маэстро Владимиром Спиваковым. Это станет кульминацией сезона.

«Аиду» в театре не играли почти 3 года. Спектакль вернется на сцену без изменений?

— За это время состав актеров почти не изменился, но за пульт встал другой дирижер – молодой, но уже полюбившийся московской публике Тимур Зангиев. Готовил «Аиду» вместе с Петером Штайном наш главный дирижер Феликс Коробов, но в момент возобновления дирижировал балетом в La Scala.

Почему выбрали Штайна постановщиком в 2014 году? Или он сам предложил, потому что с русскими артистами уже работал?

— Мы уже приглашали зарубежных режиссеров – у нас ставили Филипп Годфруа, Оливье Пи и Кристофер Олден. Делали и совместные постановки с Английской национальной оперой. Но для «Аиды» мы долго не могли найти режиссера. И в какой-то момент тогдашний наш директор Владимир Урин сказал: «А что, если мы позовем Штайна?». Я видел его «Воццека» в Зальцбурге и решил попробовать. Он оказался свободен, с радостью принял приглашение и сделал спектакль.

Насколько остро сейчас стоит вопрос прав на иностранные произведения?

— Что касается композиторов, то, когда речь идет о классиках, никто не мешает ставить, скажем, Верди, Пуччини, Моцарта, Генделя. А вот когда речь идет о композиторах XX века, то здесь уже сталкиваемся с проблемами. Есть мастера, художники, издательства, которые понимают абсурдность разрыва контактов в культуре. А есть те, кто не понимает. Или вынужден идти в фарватере общеполитического тренда изоляции России. Мы все надеемся, что это явление временное. Есть проблемы с правами, лицензиями. Даже с оплатой – SWIFT не работает. Но массив музыки, в том числе русской, настолько велик, что мы не пропадем.

Есть ли отмены из-за проблем с правами?

— В опере отмен не было. Отказалась продлевать лицензию хореограф «Пиковой дамы». Мы обратились к молодому балетмейстеру Максиму Севагину (теперь он уже худрук балетной труппы МАМТ), он постановил заново пастораль «Искренность пастушки», и «Пиковая дама» вновь в репертуаре.

Русской музыки будет больше?

— Мы уповаем сегодня на поиск молодых режиссеров, дирижеров и певцов. И конечно, нам нужна и русская музыка, которой сейчас не хватает в репертуаре. В конце этого сезона у нас появится опера «Царская невеста» Римского-Корсакова.

А если говорить о концертной части программы?

— Продолжится цикл концертов Musica antica, который готовит со своим барочным оркестром Tempo Restauro наш дирижер Мария Максимчук. Там очень привлекательные названия: «Дом Медичи. Процветающие искусства», «Песни Рождества», «Пророки и апостолы», «Закат династии Стюартов», каждый включает тематическую лекцию о старинной музыке. Публика любит эти концерты – они проходят, как правило, в атриуме, там подходящая акустика. Кроме того, у нас всегда какая-то часть сезонного репертуара связана с юбилеями. В этом году она посвящена произведениям Сергея Рахманинова. Произведениям не оперным, а симфоническим и хоровым. Поклонники композитора услышат кантату «Весна» и поэму «Колокола».

Есть же еще Малая сцена?

— Мне хочется поставить на Малой сцене спектакли для детей, давно такого не делали. Мои студенты из ГИТИСа играют здесь «Волшебную флейту» Вольфганга Моцарта – это спектакль, который был поставлен параллельно со «Сказками Гофмана» еще в 2011 году на одном из курсов. На него очень часто водят детей, зал всегда полный. И поскольку нынешний курс уже заканчивает свое обучения в стенах музыкального факультета ГИТИСа, я думаю, какой еще детский спектакль поставить. Плюс мы возобновляем детскую программу «Знакомство с оркестром».

Как вообще формируется театральный сезон? На что ориентируетесь в первую очередь?

— Здесь целый ряд соображений – в театре есть большая сцена, есть малая сцена, есть атриум, есть музыкальная гостиная. Ничто не должно пустовать, притом что доминанта – главная сцена. Есть четыре основные композиторские школы – итальянская, французская, немецкая и русская. И хорошо бы, чтобы музыка чередовалась. Помимо этого, есть разные эпохи – опере 400 с лишним лет! И музыка XVII века сильно отличается от музыки XIX века. Плюс надо искать что-то на конкретную труппу. И это одна из главных задач – формирование репертуара на труппу и формирование труппы под текущий и будущий репертуар. Наконец, учитывается то, какое время на дворе, какие идеи носятся в воздухе. На совокупность всех этих вопросов и должен ответить репертуар.

И возобновление спектаклей сюда тоже входит?

— Да, если мы считаем, что спектакль художественно состоятелен, но выпал кто-то из артистов или он стал не очень хорошо посещаться, то мы его откладываем. И через несколько лет вновь возобновляем, туда вливаются свежие силы, и это придает ему новую жизнь. Среди спектаклей, которые еще ждут своего часа, – «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева, «Енуфа» Яначека. А в сезоне 2023–2024 постараемся возобновить «Тангейзер» Вагнера.

Вы же еще преподаете в ГИТИСе?

— С 1992 года у меня мастерская в ГИТИСе. И буквально через год или два ко мне присоединился Игорь Николаевич Ясулович. У нас сейчас седьмой или восьмой выпуск. Сначала обучение шло пять лет, потом четыре, по чьей-то неумной воле. Его пытались сравнить с обучением актеров драматического театра, но это разные вещи! Актеры драматического театра текст говорят с детства, а петь с детства человек все-таки не умеет. Произнести монолог Бориса Годунова может каждый, а вот спеть «Бориса Годунова» или «Снегурочку» они не могут. Это физиология. Так что и пять лет на самом деле мало. Наши выпускники поют в России и за рубежом, в опере, оперетте, мюзикле. Есть они и в драматических театрах.

Абитуриенты романтизируют профессию?

— С одной стороны, романтизируют. С другой – плохо себе ее представляют. Те, кто еще до ГИТИСа упорно и страстно занимались в колледже или училище, и связывают свою жизнь с певческой карьерой, они уже правильно настроены. Они видят себя на сцене, слышат себя, они фанаты. А вокал иначе не одолеешь – слишком много надо выучить и успеть. Это действительно огромный труд – в оркестре 75 человек, и ты не можешь от них отстать, это единая партитура. При этом ты отдельно, на сцене, в костюме, гриме, лучах света. И в мизансцене – здесь тебе надо взбежать по лестнице, здесь убить, а здесь – быть убитым. Одновременно с этим ты остаешься частью единого музыкального потока. Это трудно.

Каков тогда секрет успеха?

— Нужно иметь целый ряд безусловных дарований. Господь бог их не всегда дает в пакете. У тебя может быть прекрасный голос и неважнецкий слух, и ничего не выйдет. Или есть чудесный слух, есть чудесный голос и сама ты красавица, но у тебя плохо с чувством ритма и ты мажешь все ансамбли. Все, большой карьеры не будет. А должно быть и первое, и второе, и третье, и четвертое. Еще хорошая голова. И хорошая память – нужно учить кучу партий на итальянском, французском, немецком языках, уже не говоря о русском. И непрерывно читать, смотреть, узнавать. Ты должен ясно понимать, что ты хочешь сказать людям со сцены. И иметь право на это.

Как проходит день худрука?

— Зайти на эту репетицию, на ту репетицию. Здесь порепетировать самому, там подсказать. Обязательно – текущие рабочие моменты, которые мы обсуждаем с заведующим труппой, дирижерами, режиссерами, хормейстерами. Артисты приходят – у каждого есть свои заботы, вопросы, проблемы, пожелания и так далее. Много неизбежной и вроде бы не творческой работы. Важно, чтобы маховик крутился. В театре – 1200 человек, свои цеха, свои монтировочные бригады, пошивочные мастерские. Как я уже говорил, есть четыре площадки. Оркестр, хор, солисты оперы – и я только про оперу сейчас говорю, есть же еще балет! Масса ежедневных вопросов! Помимо этого, надо смотреть партитуры, клавиры, слушать музыку, искать репертуар на молодых, чтобы они не застаивались. Есть еще важное репертуарное задание, которое сформулировал когда-то Немирович-Данченко, определяя три кита, на которых стоит художественная политика театра: классика, новая музыка, оперетта. Все три должны быть в афише.

Если возвращаться к вопросу об опере, с какого произведения лучше начать знакомство новичку?

— Есть потрясающая русская опера «Евгений Онегин». Она близка нам ментально – это Пушкин, это Чайковский. Или с «Пиковой дамы» тех же авторов.

А зачем в XXI веке вообще слушать оперу?

— А зачем человеку надо иногда заглянуть себе в душу? Воспарить над бытом, над какой-то банальной, предсказуемой действительностью? Увидеть небо в алмазах и почувствовать, что, может быть, он рожден для чего-то более высокого? Что он создан по образу и подобию. Человеку нужно растить свою душу, ему нужна пища духовная. Вот для чего придумана опера. Иначе жизнь превратится в ряд походов по магазинам и ресторанам. А поплакать? А посмеяться? Узнать другой мир, другую жизнь? Если вдруг это перестанет быть потребностью, или люди про это забудут, или будут лениться в себе это развивать, то это начало конца человеческой цивилизации.