Одинокий тигр в джунглях: Незабываемые роли Алена Делона

Он не играл, но жил перед камерой. Его неописуемую красоту мечтали запечатлеть в кадре прославленные европейские кинематографисты от Микеланджело Антониони до Жан-Люка Годара. Женщины со всех уголков мира, включая Советский Союз, повально сходили по нему с ума и таяли от одного лишь его желанного взгляда – болезненно морозного, но вместе с этим гипнотически пылкого. Теперь же он вечно говорит по-французски, пьет двойной бурбон и, разумеется, отказывается от дрянного одеколона.

В августе 2024 года неповторимый Ален Делон оставил нас ради лучшего из миров, но его гений во веки веков будет сиять для нас с экрана – артистичный сердцеед оставил после себя наследие в целую сотню фильмов и сериалов от сумеречных нуаров до узорчатых костюмных драм. В этот дождливый ноябрьский день синеокому актеру-мифу могло бы исполниться 90 лет – в память о своенравном красавце и иконе 1960-х вспоминаем десятку главных киноамплуа Делона, обессмертивших талант «священного чудовища».

«На ярком солнце» (1960)

Первый международный успех Алена пришелся на первую в истории кино экранизацию детектива Патриции Хайсмит о нешуточной краже личности у берегов Италии. Постановщик Рене Клеман пошел на очевидный риск, когда позвал писаного красавчика на роль расчетливого антагониста, который вроде как не заслуживал зрительских симпатий. Благо этот риск окупился сполна – 25-летний неофит соткал предельно противоречивый образ психопата, совершенного в своей хладнокровной рациональности, и убедительно продемонстрировал, что не все то золото, что блестит. Улыбка делоновского Рипли и впрямь ослепляла глаза, но за закрытыми дверями она, к несчастью, сменялась свирепым оскалом зверя. 

«Актер с таким редким слухом – благодать для режиссера. Многие хотели слышать лишь то, что их устраивало, Ален же всегда был готов выполнять самые невероятные вещи. А именно невероятные вещи способны двигать вперед действие драмы», – с восторгом вспоминал Клеман. Кажется, споры триллер-энтузиастов по поводу лучшего и поистине талантливейшего Рипли не утихнут никогда, зато с уверенностью можно сказать одно: на контрасте с более известными и по-своему прекрасными версиями Мэтта Дэймона и Эндрю Скотта главгад Делона видится самым ретро-обольстительным и утонченным киновоплощением волка, постепенно сбрасывающего свою обагренную овечью шубку. 

«Рокко и его братья» (1960)

Вероятно, самый жертвенный герой фильмографии Алена, претворенный на экраны совместно с итальянским маэстро Лукино Висконти. Тот питал глубокую симпатию к восходящей звезде Франции и даже однажды нарек его «самым красивым актером в мире» (поспорить с чем, однако, было практически невозможно). Так и использовал делоновские чары для создания культового портрета блаженного голоса совести и рупора страданий из многодетной семьи Паронди, что пытается осознать свое место в индустриальном Милане. Актер вписался в атмосферу монументальной драмы с осязаемым флером достоевщины как влитой, разыграв протяжную минорную пьесу un italiano vero.

С какими только вызовами ни столкнулся Делон на съемочной площадке – и итальянский кое-как выучил (в конечном счете его заглавного праведника переозвучили), и плакал горькими слезами животного страха и отрезвляющей досады, и даже терял сознание на ринге. Было очевидно, что для амплуа преуспевавшего в боксе выходца из крестьян симпатяга был слишком субтилен, что тем не менее лишь подсветило в кадре инаковость Рокко на фоне и его нерадивых братьев, вечно нуждавшихся в спасении, и его монохромного окружения. И если на старте ленты Ален будто бы растворяется на периферии, давая раскрыться экранной семье, то к ее финальному аккорду принимается трагично солировать.

«Затмение» (1962)

Переметнувшись от Висконти к другому именитому синьору, классику экзистенциального кино о человеческой экзальтации Микеланджело Антониони, Делон фактически перевоплотился в полного антипода Рокко. Разъезжающий на Alfa Romeo биржевой маклер Пьеро – мужчина хоть и дьявольски харизматичный, но, увы, как блестящий фантик от конфеты, пуст внутри.  Особенно явно его ледяная апатия и индифферентность проступает на острой, как нож, поверхности мелодраматического нарратива тогда, когда на горизонте вырисовывается неизбежное затмение отношений брокера с уязвимой Витторией (Моника Витти). Которые в виду безучастности кавалера, в общем-то, и рассвета не видели.

Мало того, что Делону удалось попасть в по-хорошему патетический нерв, присущий кинематографии Антониони и, в частности, его трилогии отчуждения. Так тот еще и изловчился спеться с роковой музой режиссера чуть ли не органичнее, чем Марчелло Мастроянни. По ту сторону камеры «повсюду иностранцы» Пьеро и Виттория источают редкую химию из области трансцендентного и непознаваемого. И все это с учетом минимума, как ни парадоксально, физики между ними – несчастные (не)влюбленные теряются в дискоммуникации и безмолвных взглядах, вздохах и умозаключениях. В зрительской трактовке которых немаловажную роль играет и бег подлинно выразительных глаз Алена.

«Леопард» (1963)

Сниматься у Антониони – дело, конечно, хорошее, но и старых товарищей Делон не забывал. Тем более что Висконти, к несчастью Хельмута Бергера, был настолько очарован дарованием француза, что написал роль в роскошной киноэпопее специально под него. И утвердил без единой пробы. Жанр исторической драмы с аутентичными костюмами, закулисными интригами и прелестными дамами не был актеру в новинку – он дебютировал на переднем плане в ретро-мелодраме «Кристина» (ставшей, к слову, судьбоносной как для Алена, так и для пострадавшей от его невымышленного равнодушия Роми Шнайдер). Кроме того, фактура новой ипостаси также была до боли знакома экс-мистеру Рипли.

Вновь практикуя магию с Висконти, Делон перенесся на век назад, в 1860-е, и сыграл такого же, мягко говоря, практичного и хитрого антигероя. Взбираясь на вершину цепи питания, что обвила увядающий город Палермо времен падения Бурбонов, его видный Танкреди Фальконери шагает по головам, не чураясь сплясать на черепушке собственного дяди-князька и даже на бьющихся в унисон с дворцовым маршем сердцам. Среди прочего, ему все равно, о чем поет душа изящной Анджелики с тонкими чертами недавно покинувшей нас Клаудии Кардинале – Танкреди интересует лишь выгода. Ален же в свою очередь выгодно отличился в элегантном амплуа проворного аристократа с манерами, но без совести.

«Самурай» (1967)

Отточены движения и холодны намерения и другого делоновского мерзавца, что своими лазурными очами высматривает не усыпанный золотом путь на олимп, а, напротив, способ из социума во что бы то ни стало самоустраниться. Художник в мрачном жанре нуара Жан-Пьер Мельвилль, чей сценарий покорил Алена диалоговым, кхм, минимализмом, облачил киллера-одиночку Жефа Костелло в строгий тренч и фетровую шляпу. В дальнейшем во всех смыслах лаконичный образ наемника будет ассоциироваться не только с последующими криминальными ролями звезды, но и с нуарной эстетикой в принципе. В той же «Киностудии», например, Сет Роген отсылает именно что к «самурайскому» образу Делона.

Сдается, сияя в магнум опусе Мельвиля, Ален воспроизвел меньше всего реплик за всю свою актерскую карьеру. Да и к чему, собственно, слова, если все сказано хаотичностью передвижений Костелло по чуть ли не безжизненному Парижу и его недюжинной мимикой. Сигнализирующей постепенную потерю контроля над ситуацией и закономерный нервный коллапс, что вот-вот прорвется сквозь внешний фасад стальной уверенности. Примечательно в «Самурае» и то, что добрая половина все-таки имеющихся у Жефа слов обращена к его любовнице, сыгранной на тот момент женой Делона Натали, с которой он тогда попрощался как в образе, так и в реальной жизни. Воистину жизнь перед камерой, а не игра…

«Бассейн» (1969)

В вымышленные хитросплетения очередного хита всея Франции также просочились абсолютно реальные интриги. Став гранью любовного многоугольника за авторством Жака Дере, – впоследствии Делон поработает с ним еще 8 раз – красавчик обнаружил себя в одном бассейне со своей экс-невестой Шнайдер. «Ужасные любовники» разыграли высоковольтную трагедию о паре, чья мнимая идиллия сгорает под палящим солнцем Лазурного берега и гнетом недомолвок, которым не суждено найти выхода. Разве что ярость и (ир)рациональная ревность внешне устойчивого, а на деле уязвимого альфонса Жан-Поля в конечном счете утекает кровавым ручьем за пределы то ли океана страстей, то ли террариума.

Роковой образ Алена у Дере стал не чем иным, как несколько гипертрофированным отражением импульсивности и ветрености, что частенько приписывали звезде в таблоидах. По слухам, на тех по всем фронтам напряженных съемках актер даже пытался не опять, а снова завоевать расположение Шнайдер. А та, подобно ее грациозной и не способной на адюльтер героине, ухитрилась сохранить самообладание по обе стороны экрана. На тот момент еще поднывавший романтический надрыв между актерами определенно поспособствовал раскрытию экспрессии Делона, что расплескалась по бассейну во благо страстности романтической прямой ленты и монструозности ее криминальной кривой.

«Красный круг» (1970)

Донельзя шаткая самурайская выдержка броскими мазками вписалась в портрет и другого подлеца, скроенного умельцем Мельвилем аккурат под Алена. Удивительно, но ухмыляющемуся, подернув усы, бандиту Коре симпатизируешь чуть ли не больше, чем загнанному в угол Костелло. Казалось бы, вчерашний зэк настолько далек от законов государственных, что должен быть сиюминутно конвоирован из сердца вон. Если бы только он не чтил законы моральные: псевдопослушный Коре хоть и планирует ограбление всей жизни и не забывает жестоко отомстить врагам из прошлого, но в падении на преступное дно не отказывается от спасения утопающих. Пусть и, подобно ему, нечистых на руку.

Дубль тандема Мельвиль-Делон, возможно, и не представил на свет божий кардинально новое амплуа актера, но хоть сколько-нибудь смягчил неземной флер гангстеров в его исполнении, зрелищно развеяв его по ветру. Коре – все еще человек, которому пусть и удаются вещи, выходящие вон из легального ряда, но удаются лишь с некоторыми последствиями. Уже традиционная экранная элегантность Алена – ох, ну как же ему идут усы! – дополняет нуарность картины, допускающей на порядок больше как визуальной, так и междустрочной уязвимости. Что всегда идет бок о бок с принципами, следование которым даже воришек между делом доводит до принятия выбора в сторону человечного, а не материального.

«Двое в городе» (1973)

К амплуа выпускника тюрьмы с темным бэкграундом Делон вернулся и в тонально полярной криминальной драме Жозе Джованни, представившего полное отчаяния киновысказывание против смертной казни (которой, между прочим, сам же чудом когда-то избежал). Клыки его трагического нарратива впиваются в действительно исправившегося после 10 лет за решеткой воришку Джино, за которого горой стоит речистый тюремный воспитатель Жермен (неповторимый Жан Габен). Однако благие мотивы бедолаги, перевернувшего новую кипенно-белую страницу своей жизни, разбиваются, словно об острые камни, при встрече с призраками прошлого, что непреклонно следуют за ним по пятам. 

С какими только мастодонтами не довелось сниматься счастливчику Алену. Среди его небезызвестных напарников на тот момент уже успели прописаться Ив Монтан, Берт Ланкастер, Морис Роне и сам Жан-Поль Бельмондо. Но стоило лишь гению уже, естественно, поднаторелого Делона встретиться с гением прожженного Габена, своей невыдуманной мудростью оттенившего дезориентацию Джино, как все встало на свои места. В оптике Джованни протагонист сближается с жертвенным агнцем, павшим под натиском антигуманности и засевшей глубоко внутри безнадеги. А красноречивый перформанс брюнета здесь будто способен и вовсе выжигать на сердце узоры, складывающиеся в гнетущую иллюстрацию необходимости сострадания и веры в свет, что находит свой путь и через колючую проволоку. 

«Зорро» (1975)

За два десятилетия до того, как чеканные штрихи рапиры андалусийца Антонио Бандераса вписали его имя в историю кино плаща и шпаги, смаковал образ Робина Гуда на испанский лад и наш французский удалец. Делону, кстати, было не впервой весело махать шпагой, скрывая разгоряченное нутро под черными одеяниями – в ретро-боевичке «Черный тюльпан» он уже приоткрывал завесу своего юмористического таланта. И далее продолжил шагать в ту же трагикомедийную степь в образе двойного агента под знаком Z. Ночью его Диего – великий уравнитель Зорро, чьи ищущие справедливости глазенки поблескивают сквозь прорези небезызвестной маски, а днем – недалекий и безоружный псевдогубернатор Мигель.

Самому Алену амплуа обольстительных авантюристов приходились уж очень по душе, что дало свои плоды и на экране – его двуличный мститель забавляет, пленит и восхищает, что и полагается каноничному сеньору из легенд Новой Испании. Его клинок целится то ли в прихвостней полковника Уэрты, то ли в зрительское сердечко, уже, разумеется, сраженное белоснежной лисьей улыбкой звезды. Ну и ладно, что в конечном счете костюмированная экшн-вестерн-мелодрама Дуччо Тессари не снискала особого успеха в Европе. Зато у советских школьников 1970-х появился новый кумир, подававший пусть и не лучший пример, но однозначно научивший многих азам благородства, чести и обаяния.

«Мсье Кляйн» (1976)

Уже несколько уставшим мужчиной, небесные очи которого заволокли тучки, 40-летний Делон предстает в кадре у американца Джозефа Лоузи. В центре сюжета его сложносочиненной драмы с неординарным налетом мистики – негодяй Робер Кляйн, что наживается на скупке и продаже картин порабощенных фашистским режимом евреев. Все бы ничего, – бизнес цветет и пахнет легкой наживой – вот только теперь и самого делоновского антигероя обвиняют в «неправильном» происхождении, спутав его, по всей видимости, с полной тезкой-семитом. Другой Кляйн при этом в кадр не захаживает, оставляя место полету зрительского воображения: быть может, и не было никакого другого Кляйна? 

Таким образом, Ален претворяет на экраны чуть ли не кафкианский образ отталкивающего безумца, запутавшегося в себе и своих субличностях, но все еще не заслуживающего ни йоты сочувствия. Работая с Лоузи, Делон будто бы сознательно деконструирует устоявшийся образ симпатичного и неоднозначного гада, выводя неопределенность из морального аспекта – приговор коллаборационисту, пляшущему на костях, может быть вынесен только один – в аспект психологический. Подталкивая самых внимательных наблюдателей, ловко считывающих визуальные метафоры, к размышлениям о двойственности человеческой природы. И оставаясь при этом недвусмысленно великим артистом и символом эпохи.

Достойные упоминания

• «Борсалино» (1970) – брутальный и будто бы непоколебимый мафиози в фетровой шляпе, что на пару с не менее изящным Жан-Полем Бельмондо дерзит подмять все криминальное подполье Марселя под себя в двукратно неотразимом гангстерском алмазе Жака Дере;
• «Смерть негодяя» (1977) – проба делоновского пера в жанре политического триллера о волевом друге депутата, в руках которого оказывается компромат на всю парижскую элиту. И невинная Орнелла Мути, преследуемая недоброжелателями, впридачу;
• «Тегеран-43» (1981) – небольшая роль инспектора Фоша в шпионском боевике Александра Алова и Владимира Наумова, распиаренном как раз благодаря участию заморского секс-символа и его соотечественницы, волоокой музы Франсуа Трюффо Клод Жад;
• «Один шанс на двоих» (1998) – тройной французский удар от Делона, Бельмондо и Ванессы Паради, втягивающихся в ритмы приключенческой комедии об отвязной девице, двух ее предполагаемых папашах и превратностях генетики на грани фола;
• «Астерикс на Олимпийских играх» (2008) – фантастически уморительное камео великого древнеримского полководца Гая Юлия Цезаря, воздающего «аве» самому себе, в триквеле народной комедии о похождениях Астерикса и Обеликса из непокорной Галлии.