Абель Феррара и его минное поле

18 ноября в прокат вышел новый фильм Абеля Феррары – боевик «Нули и единицы» с Итаном Хоуком в главной роли. Каждая его картина неоднозначна, и предугадать, чем режиссер удивит на этот раз, невозможно – да и сам Феррара отличается импульсивностью. 10 лет назад «КиноРепортер» взял у мастера интервью, которое теперь стало еще более актуальным.

В 2011 году Абель Феррара после долгого молчания разродился игровым фильмом. Его новым проектом стала апокалиптическая инди-драма «Последний день на Земле», герои которой буднично коротают последние часы перед концом света. Мы долго пытались дозвониться до мистера Феррары. Когда же это наконец удалось, режиссер сразу же предложил перейти в Skype и «початиться как следует». Что оказалось весьма символично.

Это был в высшей степени сюрреалистичный экспириенс. У нашего собеседника не работал микрофон, и он почему-то рисовал маркером на листе бумаги графические послания, пытаясь рассказать, что происходит. Было странно видеть режиссера таким домашним и трогательным, ведь Абель Феррара для кинематографа – это примерно то же самое, что и Марк Э. Смит из группы The Fall – для музыки. Он такой же потрепанный, пожеванный, импульсивный, непредсказуемый гений, за спиной которого – любимая женщина, выступающая в их союзе голосом разума.

В конце 1980-х, когда Мартин Скорсезе «продался Голливуду», а Джон Кассаветис отправился в мир иной, Абель Феррара стал главным воспевателем нью-йоркского дна в независимом американском кинематографе. Героями его малобюджетных зарисовок из жизни Большого Яблока были бандиты, наркоманы, пьяницы, проститутки – сплошь достойный контингент. Почти во всех своих мракобесных фильмах Феррара обращается к Богу, терзаемый «католической виной», и так до конца не может достичь искупления. В «Последнем дне на Земле» он неожиданно забывает о католицизме и прибегает уже к более актуальной в данном случае восточной философии. Но чем же истории, повествующие о гибели всего сущего, так привлекают кинематографистов и, главное, зрителей?

«В жизни есть только одна вещь, в которой мы можем быть на 100 процентов уверены, – это то, что мы все умрем, – говорит Абель. – Буддисты умеют справляться с этим, потому что они верят в реинкарнацию. Они чуть ли не практикуют смерть каждый день, они к ней готовятся и ждут ее. В западнойкультуре смерть вроде как не считается табу, но вряд ли кто-то станет обсуждать ее за обеденным столом. Это своего рода запретный плод, а он, как мы помним, сладок и притягателен».

Так почему же многие кинематографисты именно сейчас хором запели об апокалипсисе, в том числе на языке артхауса? Неужели это простое совпадение, что фильм Феррары выходит в один год с фантастической комедией Лорен Скафарии «Ищу друга на конец света» и всего через год после «Меланхолии» Ларса фон Триера, с которой «Последние дни на Земле» не сравнил только ленивый.

«Стоило мне закончить работу над съемками «Короля Нью-Йорка» (1990), как примерно в это же время братья Коэн выступили с другим гангстерским проектом – «Перекрестком Миллера». В 1994-м я снял «Зависимость», и тут же на экраны вышел еще один черно-белый фильм о вампирах – «Надя». Вам кажется, что идеи рождаются исключительно в голове творца, но это не совсем так. Идея – продукт контекста».

Беседовать с Абелем Феррарой – это все равно что ходить по минному полю. Один неправильный вопрос – и он полностью теряет интерес к разговору. «Кто вас просил спросить об этом? Это ваше редакционное задание? – довольно агрессивно отреагировал Абель на, казалось бы, невинный вопрос о том, чем он сам занялся бы в ожидании конца света. – Ну как вы думаете, чем?»

Очевидно, тем же самым, чем герой Уиллема Дефо в его фильме. Ведь Феррара, как большинство создателей авторского кино, снимает фильмы про самого себя. Да, действительно, это был глупый вопрос, надо бы перейти к следующему. Но Абеля уже не остановить.

«Я ведь не шизофреник, я не могу рассказывать довольно личную историю о каком-нибудь совершенно другом человеке. Нет, вы, правда, думаете, что после завершения работы над «Последним днем на Земле» я сяду и буду долго думать о том, чем же я на самом деле займусь в последний день на Земле? У меня нет контракта на 15 фильмов с крупной студией, чтобы я мог со спокойной совестью начать съемки чьих-то еще идей, помимо своих. Понимаете, о чем я говорю?» Как не понять после такого доходчивого объяснения.

Вопрос об одержимости режиссера передовыми технологиями коммуникации (примерно на протяжении половины фильма его герои общаются по Skype) Абель тоже встретил в штыки. «Что такого передового в Skype? Вы что, живете в каменном веке? Я вот им пользуюсь уже лет десять. А вы – нет?»

Но ведь сложно не заметить, что в «Последнем дне на Земле» компьютерным технологиям и интернет-общению уделяется какое-то особое внимание, граничащее с фиксацией. Даже курьер, доставляющий пиццу, попросил главного героя воспользоваться его компьютером и принялся общаться с семьей по Skype.

Ну а как еще он может общаться с кем-то, кто находится во Вьетнаме? Послать им телеграмму?»

Герои Уиллема Дефо и Шэнин Ли живут довольно изолированно, хотя и в центре огромного мегаполиса. Возможно, общение посредством этих технологий даже с самыми близкими родственниками подчеркивает некую их дистанцированность от мира? Абель резко меняет тон и заметно смягчается.

«Тут вы правы, тут вы молодец! В их жизни не так много других людей. Они не похожи на пары, которые устраивают у себя дома вечеринки. Они даже еду заказывают через службу доставки, предпочитая никуда не выходить».

Вообще «Последний день на Земле» – зрелище довольно психоделичное. Особенно в отдельных галлюцинаторных сценах. Но Феррара отказывается брать на себя ответственность за столь смелое визуальное решение.

«Фильм – коллективный труд, мы всей командой ведем его от работы над сценарием до сведения музыки. С оператором Кеном Келшемя сотрудничаю начиная с 1977 года, и мы вместе продумываем то, как будет выглядеть каждая картина. Визуальное решение диктуется историей и персонажами, поэтому стилистику мы выбираем исходя из мысли, что картинка – всего лишь инструмент. Средство, а не цель!»

«Это мой первый игровой фильм, который мы сняли на цифровую камеру, – продолжает Абель. – «Цифра» дает большую свободу, когда дело доходит до всяких монтажей-коллажей. Тут с отснятым материалом можно как угодно играться, а с пленкой особо не развернешься. Возможно, именно поэтому «Последний день на Земле» выглядит так… как вы выразились? Психоделично? Это очень верное определение, да».

Похоже, есть контакт. Когда режиссер снова приветлив, многословен и обращается к тебе исключительно «детка» и «дорогуша», можно расслабиться и задать еще один дурацкий вопрос. Например, почему все без исключения герои всех фильмов Феррары страдают и мучаются? Тут в кадр вплывает молодая спутница жизни Абеля, его муза с 7-летним стажем, – та самая Шэнин Ли, которая в последней картине режиссера играет главную женскую роль.

«А вот и Шэнин! Скажи «привет», нам звонят из России! – мистер Феррара заметно оживает, лицо его озаряется, а морщины на лбу разглаживаются. – Вот пусть Шэнин и ответит на этот вопрос!»

Последнее Абель уже выкрикивает и тут же принимается шуршать микрофоном. Девушка радостно машет в камеру, но общаться она явно не намерена. В итоге Феррара усаживает ее в кресло и куда-то спешно убегает, не оставляя ей особого выбора.

«Какой был вопрос, еще раз? – Шэнин чрезвычайно мила и учтива, она говорит складно, но осторожно подбирает каждое слово. – Я не думаю, что моя героиня страдает… Ей помогает справиться с ситуацией ее буддийский взгляд на мир: она верит в сансару и реинкарнацию, она лишь смиренно ждет смерти как избавления от своей мирской телесной оболочки. Она проводит последние часы со своим возлюбленным и, по сути, вполне счастлива».

Ну как же, она ведь устраивает исступленную истерику, послушав разговор героя Дефо со своей бывшей женой (Skype!). Она звонит матери (Skype!) и жалуется ей на жизнь, называя своего партнера нелицеприятными словами. Не самые наглядные проявления счастья, не так ли? Шэнин на секунду задумывается и расплывается в смущенной улыбке.

«Да, вы правы. Но она эту боль и обиду проецирует в своем творчестве, рисуя довольно эмоциональные, экспрессивные полотна, которые теперь уже никто не увидит…»

Тут за кадром кто-то начинает бренчать на гитаре. Неужели Абель? Бренчание постепенно обретает форму, становится все более напористым и громким. «Ой, это он вам играет саундтрек из фильма!» – говорит Шэнин и поворачивает камеру в сторону Абеля. Он начинает петь, покачивая головой из стороны в сторону. Абель Феррара, один из главных независимых режиссеров современности, выдает на полуакустической гитаре блестящий грязный блюз.

Отличный повод поговорить о музыке. Он играет на гитаре с раннего детства, но по-прежнему не доволен своим уровнем (тут он, конечно же, лукавит). Абель рос в 1960-е, в золотой век рок-н-ролла, и до дыр затирал пластинки The Rolling Stones, The Beatlesи Боба Дилана.

«Я, как и любой уважающий себя тинейджер тех лет, рыдал в голос, когда один за другим умирали Дженис Джоплин, Джими Хендрикс, Джим Моррисон… Вот для меня это были главные потрясения тех лет. Рок-идолы сделали из меня невротика».

Абель потешно ругается, путаясь в проводах и пытаясь отложить гитару в сторону.

«Какие у вас там еще вопросы остались? Посмотрите на свой список и представьте, что у вас остался самый последний вопрос для меня. Я вас не ограничиваю, бога ради, просто хочу сейчас ответить на что-нибудь действительно важное. Задавайте!»

Трудно удержаться и не спросить Феррару о том, что он думает о ремейке его «Плохого лейтенанта» с Николасом Кейджем в главной роли. Тут Абель снова распаляется, но его агрессия уже направлена не на интервьюера, а на «порочный мир киноиндустрии». Фильм Вернера Херцога он не видел и не собирается.

«Для начала никакой это не ремейк. Вернер Херцог просто согласился на работу, и он не хотел просто делать ремейк «Плохого лейтенанта». Он большой автор, и ему вся эта фигня неинтересна. Он просто подписал контракт на фильм с Николасом Кейджем за миллионный гонорар, а остальное уже детали. Вообще это крайне несправедливо: он нашел деньги на фильм, потому что именно инвесторы хотели вложиться в ремейк «Плохого лейтенанта». То есть Херцог сыграл на нашем бренде, при этом признался, что раньше никогда не видел мой фильм».

Абель явно не собирается успокаиваться.

 «Когда мы сняли «Плохого лейтенанта», никто из нас ничего на нем не заработал, а актеры играли за спасибо. На втором же фильме люди заработали миллионы. Мы трудились, потом и кровью делали кино, только чтобы на нем потом паразитировали. Я такой подход не одобряю. Охренеть, как не одобряю! И фильм этот смотреть не собираюсь. Но я не виню Херцога – я его уважаю и допускаю, что он мог снять хорошее кино».

Как же мистер Феррара, такой подчеркнуто независимый режиссер, умудряется выживать в индустрии и при этом не продаваться с потрохами?

«Ох, зря вы это упомянули… Я ведь сейчас еще больше заведусь и буду рассказывать об этом часами, в основном используя нецензурные выражения».

Абель смеется своим густым, хриплым смехом, потом вдруг надевает серьезное выражение лица и действительно заводится.

«Производство любого фильма стоит денег, поэтому кинобизнес – это в любом случае «сделка с дьяволом». Разница только в масштабах. Если бы я был поэтом, я бы довольствовался листом бумаги и огрызком карандаша. Но я не поэт, к сожалению. А фильмы требуют огромных вложений. Поэтому приходится делать все, чтобы продавать свое скромное кино в массы».

Например, давать интервью? Очевидно же, что он совсем не фанат этого дела.

«Ну интервью – часть этого процесса. Я хочу, чтобы мой фильм увидели как можно больше народу, в том числе и в России. Я по-русски не говорю и сам не смогу продать свой фильм вашей публике. Так что придется вас использовать как посредника, вы уж извините!»

Ни в чем себе не отказывайте, мистер Феррара. Но вопросов у нас больше не осталось, время истекло, пора бы и честь знать.

«Вы уверены? Не хотите еще поговорить? – видно, что Абель не шутит и не издевается. Он на самом делене хочет заканчивать разговор. – Вы ведь будете интервью расшифровывать? Если у вас возникнут какие-нибудь дополнительные вопросы – звоните или пишите».

К счастью, не пришлось. А то, знаете, ходить по минному полю, конечно, увлекательно, но не всегда полезно для здоровья.